Судебные процессы против узбекистанских журналистов Елены Бондарь, Виктора Крымзалова, сотрудника посольства Великобритании в Узбекистане Леонида Кудрявцева, и ряда правозащитников, в частности, Татьяны Довлатовой, демонстрируют, что власти Узбекистана сменили тактику для нейтрализации или наказания людей, проявляющих нежелательную с их точки зрения гражданскую активность.

Обжегшись на делах Умиды Ахмедовой, Малика Бобоева и Владимира Березовского, наделавших много шума и выставивших режим Каримова в максимально неприглядном виде, «наверху» было принято решение впредь судить журналистов не за содержание их статей, а за что-нибудь другое, формально к их профессиональной деятельности отношения не имеющее. Лично мне передавали об этом еще год назад.

Что общего во всех вышеназванных процессах? То, что теперь дела заводятся не по инициативе государственных органов вроде Центра мониторинга УзАСИ с его псевдоэкспертами, а на основе заявлений или доносов частных лиц – либо тех, что обладают репутаций внештатных «друзей» государства, либо людей случайных, по какой-то причине вступивших в конфликт с журналистами и правозащитниками.

И государство, которое тут вроде бы ни при чем, без промедления становится на сторону заявителей и, беззастенчиво игнорируя любые свидетельства невиновности ответчиков, вкатывает им на полную катушку – максимальное наказание, предусмотренное соответствующими статьями. Так, Елену Бондарь приговорили к выплате штрафа в размере 100 «минималок» (2.250 долларов по реальному курсу), Крымзалова – 60 «минималок» (1.350 долларов), Кудрявцева – 80 «минималок» (610 долларов), Довлатову - 4.170 долларов.

Конечно, ничего нового в этом нет, заявления подставных лиц широко использовались и раньше – взять хотя бы дело журналиста Дильмурода Сайида. Но в данном случае речь идет не о новых приемах фабрикации «доказательств», а о новой тенденции, выражающейся в том, что судебное преследование теперь начинается после заявлений частных лиц, что, по мнению властей, подразумевает, будто они к этому непричастны.

Не стоит переоценивать то обстоятельство, что журналистов теперь не сажают, а штрафуют, в связи с чем наказание выглядит более легким, отчасти даже «гуманным» («а мог бы и бритвой полоснуть…»). Во многих случаях Административный кодекс РУз предусматривает более тяжелые наказания, чем Уголовный и, прежде всего, это относится к размерам штрафов. Средняя зарплата журналистов в Узбекистана невысока (о правозащитниках вообще молчу), как и средняя зарплата вообще, поэтому штраф, исчисляемый тысячами долларов, может выплачиваться очень долго – годами. Впрочем, государство всемерно ускоряет этот процесс: не платишь – получаешь опись и конфискацию имущества, плюс запрет на выезд из страны.

Следствием этого становится ситуация, когда расправа вершится как бы руками посторонних: кто бы ни подал в суд на журналиста или правозащитника, внесенного в «черный список», судебная власть немедленно встает на сторону этого кого угодно, попутно пополняя бюджет страны. Условно говоря, теперь в него может ткнуть пальцем кто угодно, первый встречный наркоман, и всё - государство немедленно признает его полную правоту, что бы он там ни утверждал.

Но это не единственное «ноу-хау», активно разрабатываются и новые способы доказательства вины. Дела Виктора Крымзалова и Елены Бондарь показали, что узбекский суд вполне может указать на любую статью в Интернете и заявить: «Это написал ты!». На этом процесс, собственно говоря, и кончается: предъявлением каких-либо доказательств суд себя совершенно не утруждает, практически не скрывая своей истинной цели.

Пример с Крымзаловым: мне, как его коллеге по цеху, прекрасно известно, что статью, за которую его судили и автором которой его признали, писал не он. Также известно, что Елена Бондарь не рассылала никаких писем от имени «ташкентского филиала» ТюмГУ, о существовании которого, точнее, о существовании ООО «IQ Land Servis», сотрудничающего с ТюмГУ, до всей этой истории она не имела ни малейшего понятия. Но суд постановил, что это, мол, их рук дело – и точка. Какие доказательства? Никаких, а зачем?..

Очевидно теперь, по мнению узбекских властей, светлый образ государства с великим будущим не страдает: раз обращения в суд исходят от частных лиц, то, выходит, всё шито-крыто. Впрочем, стоит обратиться к документам – текстам приговоров и «экспертным заключениям» - и за всем этим мгновенно становятся видны торчащие уши спецслужб.

Например, «экспертное заключение» по делу Елены Бондарь составлено совершенно в том же духе, что и «исследования» творчества Умиды Ахмедовой, статей Владимира Березовского и Малика Бобоева.

Напомню, что в деле Ахмедовой «эксперты» из УзАСИ подводили под обвинение базу, утверждая, что она «показывает узбекский народ варварами», что в ее фотоальбоме «царствует пессимистическое настроение», что «иностранец, не видящий Узбекистан, ознакомившись с альбомом, придет к  выводу, что это страна, где люди живут в средневековье». Малику Бобоеву шили уже политику: «передавал однобокую информацию о том, что власти скрывают истинную ситуацию, что якобы экономика Узбекистана изолирована, что в жизни народа ощущаются признаки кризиса в виде отсутствия наличных денег», утверждал, что «бесплатное медицинское обслуживание в Узбекистане существует только на бумаге», что «в политических системах Египта и Узбекистана есть схожие черты: в обеих странах существуют религиозные ограничения и в большей степени преобладает авторитарное правление».

В деле Бондарь они пошли еще дальше и предъявили ей не ее журналистские статьи, а неизвестно кем написанные комментарии на интернет-форумах, изобилующие такими «криминальными» фразами как «Пора уже положить конец разгулу коррупции в системе образования», «Пора положить конец беспределу со стороны правоохранительных органов», «Если каждый гражданин постарается противостоять режиму, только в этом случае Узбекистан ждут перемены», «Только активное сопротивление и сильная гражданская позиция может изменить ситуацию в Узбекистане», «Власть Узбекистана волнует только личный доход, а не интересы простых граждан», «Власть намеренно толкает свой народ в пропасть невежества и безграмотности», «Действия правительства можно расценивать как неадекватные» и т. п.

Самое интересное, что во всех приведенных отрывках не содержится ничего преступного, ничего незаконного, и если бы судопроизводство страны существовало не в фантастическом мире Кафки, то все эти предложения можно было бы прочитать в любой газете. Неудивительно, что авторы «экспертного» заключения, обосновавшие криминальный характер этих отрывков, постеснялись ставить под ним свои имена и скрылись за подписью «Центр мониторинга в сфере массовых коммуникаций Узбекского агентства связи и информатизации». И это еще одно новшество: суд на основе никем не подписанного «экспертного заключения», по сути, на основе анонимки.

В предыдущей статье на «Фергане», посвященной этой теме, была высказана мысль, что, мол, роковую роль в деле Бондарь сыграла личная недобросовестность дознавателя ГУВД г. Ташкента Б.Дадакузиева, поленившегося определить истинного автора комментариев в Интернете, что повлекло за собой «неверное» решение судьи. Неясно, то ли автор этой статьи и вправду столь благодушный человек, что верит в предлагаемую им версию, то ли наоборот, сознательно уводит в сторону от политической подоплеки дела. Не преступная государственная власть, дескать, виновата, а так, ерунда, мелочь – нерадивость исполнителя.

Однако если журналист находится в пресловутом «черном списке» и именно по этой причине ему назначают статью, заказывают соответствующий текст «экспертного заключения», а суд затем выносит «неверный вердикт, не предоставив достаточных доказательств», то это уже не личная недобросовестность двух-трех госслужащих, а как раз таки наоборот: слаженная работа государственного механизма и очевидный признак репрессий по политическим мотивам.

Чем же новая ситуация, когда любой может оговорить неугодного властям журналиста и гарантированно выиграть судебное дело, обернется для сотрудников независимых СМИ, работающих в Узбекистане?

В общем-то, ничем или почти ничем.

Конечно, ни в коем случае нельзя недооценивать происходящее: это очередной этап фактического запрета на профессию. Но что могут сделать сами журналисты – сменить ее? Да нет, так же и будут работать, разве что станут более осторожными, вот и всё.

И хотя попытки властей принудить журналистское сообщество замолчать многих заставят понервничать и пережить неприятные моменты, тем не менее, общей картины, сложившейся много лет назад, они не меняют, только лишний раз напоминают о сущности правящего режима. А дела Бондарь, Крымзалова и других добавляют дополнительный оттенок к палитре современной узбекской действительности, показывая, что в стране формируется своеобразный почетный клуб – клуб судимых независимых журналистов.

Алексей Волосевич (Ташкент)