Черные агрономы. Как дед Елены Ханги создавал хлопковую зависимость Туркестана
Приемка хлопка в Коканде, начало ХХ века
Далеко не все знают, что в тридцатые годы прошлого века к созданию нового советского хлопководства были привлечены американские специалисты. Среди них были и так называемые «черные агрономы» – афроамериканцы, которые ехали в Туркестан помогать местному «цветному», как они говорили, населению. Однако благородный порыв их привел к неожиданным и подчас печальным последствиям, некоторые из которых ощущаются до сих пор.
«Великий рывок» сталинской индустриализации в 1930-е годы едва ли был возможен без денег и, главное, без инженерных кадров из США. Но американцы стояли не только за Днепрогэсом и Магниткой – важную роль они сыграли и в развитии хлопководства в Центральной Азии. Опираясь на малоизвестные архивные материалы, историк из Калифорнийского университета в Санта-Крус Майя Питерсон на страницах журнала Environmental History раскрывает драматические обстоятельства американского участия в советской модернизации. Считалось, что эксперты из США давали научно-технические рекомендации, стараясь держаться от политики подальше, а точнее – опираясь на общую для коммунизма и капитализма веру в благотворность прогресса и преобразования природы научным методом. Однако, как подчеркивает Питерсон, на практике их аполитичные советы усиливали хлопковую монокультуру и колониальную зависимость Средней Азии от России.
Туркестан как русская Калифорния
Как известно, в двадцатые-тридцатые годы прошлого века – особенно во время первой пятилетки (1928-1932 гг.) – в СССР приехали тысячи американцев. Одни – в первую очередь, простые рабочие – спасались от тягот Великой депрессии и зарабатывали на кусок хлеба. Другие – например, выходцы из русских семей – искренне хотели помочь строить светлое будущее в первой на планете социалистической стране. Третьи, прежде всего инженеры, ехали за хорошей зарплатой и редкой возможностью претворять в жизнь амбициозные промышленные проекты. Американцы помогали строить Днепрогэс, Магнитку, поднимать сельское хозяйство на Кавказе. Добрались они и до Средней Азии. При Сталине выражение «светлое будущее» означало в этом регионе только одно – форсированное выращивание хлопка.
Любопытно, что хлопковые волокна символически соединили Россию и США задолго до советского проекта – еще в XIX веке. Индустриализация Российской империи включала бурное развитие текстильной промышленности, сырье для которой поставляли в основном Соединенные Штаты.
Однако американская монополия в этой области уже к началу XX века вызывала в мире явное недовольство. Вследствие этого англичане начали завозить больше индийского хлопка и развивать плантации в Египте, французы стали поглядывать на Алжир, немцы – на Того, а русские – на среднеазиатские земли. Там уже выращивались местные, туркестанские сорта хлопчатника, дающие хоть и низкокачественное, но более дешевое сырье. Попытки насаждать культуру лучшего качества – например, длинноволокнистый барбадосский хлопчатник (Gossypium barbadense) – провалились: его семена плохо приживались в местном климате.
Сбор хлопка в Бегавате. Фото Сергея Прокудина-Горского, 1905 год с сайта Wdl.org
В начале ХХ века тогдашний российский министр финансов Сергей Витте принял специальные меры, связанные с налоговыми льготами и изменениями тарифов. Это позволило среднеазиатским землевладельцам начать засаживать свои участки адаптированным к местным условиям американским хлопчатником. Вскоре он вытеснил туркестанские сорта и, главное, продовольственные культуры. Цены на зерно росли, почвы в Ферганской долине истощались, и становилось ясно, что без освоения засушливых, степных и полупустынных земель обойтись не получится.
Инженеры Российской империи критически относились к локальным технологиям ирригации: в частности, к сложной сети каналов и смотрящих за ними мирабов, к водоподъемному колесу – чигирю, и так далее. Такие технологии они считали следствием использования отсталой и трудозатратной техники. В поисках новых идей по мелиорации инженеры из России отправлялись даже в Индию и Северную Африку, однако образцовым «полигоном» по освоению засушливых земель им представлялся запад США. Они надеялись превратить Туркестан в «русскую Калифорнию», где благодаря орошению станут пригодны к использованию многие гектары плодородных земель, на которые приедут предприимчивые фермеры.
В 1911 году российские власти приняли проект американского бизнесмена Джона Х. Хэммонда, обещавшего отправить в Среднюю Азию лучших экспертов, в том числе – главного инженера Бюро мелиорации США Артура Пауэлла Дэвиса. Впрочем, несколько позже по совету своих же экспертов Хэммонд свернул проект, который оказался менее прибыльным, чем ожидалось.
Инженеры и «вредители»
Однако в 1929 году Артур Пауэлл Дэвис вернулся в Туркестан – теперь уже в советскую Среднюю Азию. Приехал он сюда в качестве главного инженера-консультанта ирригационных проектов. Тогда в СССР свято верили в американскую технократическую модель (тейлоризм, заводы Форда и так далее) и стремились использовать ее рецепты для модернизации так называемых отсталых районов. Конечно, и хлопководство, и ирригационные системы Средней Азии в целом пострадали от хаоса Первой мировой, революции и гражданской войны (1914-1924 гг.). Однако цель достичь хлопковой независимости по-прежнему стояла на повестке дня.
Артур Пауэлл Дэвис. Фото National Geographic Society с сайта Wikipedia.org
Друзья Дэвиса удивились его решению помогать большевикам. Однако он сочетал в себе свойства технократа и идеалиста. Дэвис верил, что преображение пустующих земель спасет тысячи жизней и изменит к лучшему Среднюю Азию, вне зависимости от того, какая там царит политическая система. Кроме того, ему было любопытно, смогут ли Советы за пять лет достичь тех результатов, на которые его собственному бюро в Штатах потребовалась ни много ни мало четверть века.
К 1930-у году в состав специального Амбюро при Главном хлопковом комитете (Главхлопкоме) вошло еще трое американских мелиораторов. Ежемесячно им платили огромные деньги: $600 на банковский счет в США и $400 в рублях на месте работы. На такие зарплаты они едва ли могли рассчитывать где-то еще, особенно во времена Великой депрессии. Однако сильнее простой страсти к деньгам оказалось желание участвовать в невиданном социально-техническом эксперименте.
Стоит учитывать и тот факт, что в СССР американские инженеры нашли благодарных слушателей и соратников в лице советских коллег. В те годы советские инженеры находились под подозрением, как буржуазные спецы, над ними нависла угроза дел о «вредительстве», так что общение с американскими коллегами было для них своего рода моральной реабилитацией.
Советские и американские инженеры имели общую профессиональную этику, читали одни и те же книги, говорили на одном техническом языке. Но главное, полагает Майя Питерсон, состояло в том, что и те, и другие одинаково критически относились к жителям Средней Азии, которые, по словам одного американца, «не могут правильно ухаживать за своей землей». Считалось, что местные специально отказываются прокладывать каналы по прямым линиям, настаивая на том, что вода сама найдет свой путь. Инженеры, руководимые формальными соображениями, не замечали, что извилистые пути местных каналов отражают естественные нюансы ландшафта и позволяют более экономно расходовать воду – для них это был просто хаос. Американцы разделяли общий «милитаристский», мобилизационный настрой советской модернизации: мелиорация земель под хлопок представлялась фронтом борьбы с отсталостью, где традиции и обычаи узбеков и казахов были такими же врагами, как суровая природа степи и пустынь.
Выращивать хлопок, а не еду
К делу хлопководства в Средней Азии примкнула еще одна группа американцев. Во главе ее стоял весьма примечательный человек – Оливер Джон Голден, дедушка будущей российской телезвезды Елены Ханги.
Голден родился в 1892 году в семье бывшего раба, закончил
«черный» Институт Таскиги: там начиная с XIX века обучались афроамериканцы, дети бывших рабов. Институт Голден не закончил – началась Первая мировая и его призвали в армию. В 1924 году Голден впервые попадает в СССР, где проходит обучение в Коммунистическом университете трудящихся Востока. Закончив университет, он возвращается в США. Здесь он организует группу хлопковых специалистов, которая состоит из афроамериканцев. В 1931 году Голден привез свою группу в СССР. Им удалось вывести новый, быстросозревающий сорт хлопка.
Афроамериканцы в советском Туркестане, 1932 год. Фото с сайта Ttolk.ru
Интересно, что Узбекистан был не единственным местом, куда отправлялись «черные агрономы». В 1902 году германские колонизаторы пригласили афроамериканцев в свою колонию Тоголенд – помогать местным выращивать хлопок. Немцы считали, что темнокожие американцы по самой своей природе хорошо умеют работать с хлопком, а научить их этому лучше всего смогут их братья по расе из США, получившие отличное агрономическое образование. Голден тоже надеялся на особенное чувство близости с «цветным» населением Узбекистана.
Как певец Пол Робсон и поэт Лэнгстон Хьюз, также посетившие Советский Союз в 1930-е годы, Голден верил, что там строится новое общество, где все люди будут равны вне зависимости от цвета кожи. Но, как верно замечает Майя Питерсон, ирония судьбы состояла в том, что при всем своим идеализме и гуманизме американские специалисты не просто развивали хлопководство, но де-факто возводили фундамент хлопковой монокультуры. Именно эта монокультура разрушала природу Средней Азии и закрепляла ее зависимость от метрополии. Да, Дэвис и Голден понимали, к чему приводит истощение почв из-за хлопчатника (юг США уже страдал от такого истощения). Именно поэтому коллеги Голдена рекомендовали советским руководителям развивать не только хлопок, но также и арахис. Однако дельный совет проигнорировали – и это был первый тревожный звонок.
Могила Оливера Джона Голдена. Фото с сайта Proza.ru
Довольно скоро американские инженеры начали понимать, что не все гладко в советском раю. Голдену и его жене не нравилось, что им выдают продукты и другие товары по спецпайку (а как же равенство?). В начале 1930-х ситуация с продовольствием становилась все более напряженной – это отмечали и американцы. Один из них, Уилбур, писал, что на пристани в Аральском море выгружают «мешки с зерном из Оренбурга и Самары, чтобы накормить узбеков, каракалпаков и туркменов Хорезма – которых правительство сейчас поощряет выращивать хлопок, а не еду».
Что же касается экологии, то советские и американские инженеры уже тогда ожидали высыхания Аральского моря в результате реализации их проектов по орошению засушливых территорий. Однако в высыхании Арала они видели скорее положительные стороны, полагая, что в результате «откроются обширные площади аллювиальных земель, которые прибавятся к обводняемой области пустыни». О вымирании растений и животных, изменении климата и тяжелых последствиях уничтожения Арала для здоровья людей тогда не думали.
Помогли «варварам» или помешали?
Вернувшись домой, американские инженеры не упускали возможности осудить хаос и «средневековое варварство» СССР. Однако своей роли в укреплении советской власти и колониальной эксплуатации среднеазиатского населения они как будто не осознавали.
«Хотя мы не можем никого обвинять в том, что получилось – бедная, нездоровая, с деградировавшей окружающей средой Центральная Азия, которая до сих пор зависит от принудительного труда при сборе хлопка – мы можем поставить под вопрос самонадеянный настрой американцев, которые приехали в Центральную Азию с идеей, что они могут улучшить жизнь людей на территории, где они никогда не были, и о ком они практически ничего не знают – просто потому, что у них есть некие знания, которые можно называть экспертными», – отмечает в своем труде Майя Питерсон.
Совхоз “Пахтараал”. Фото с сайта Sci-lib.ru
Тут американскую исследовательницу можно, с одной стороны, похвалить за критическое отношение к деятельности своих соотечественников и за постановку важного вопроса о непредвиденных последствиях, казалось бы, благих и аполитичных технологических мероприятий. Но, с другой стороны, Питерсон отличает некоторая идеологическая предвзятость. О роли советской модернизации в жизни Средней Азии до сих пор идут бурные споры. Однозначно клеймить советский хлопковый проект как всего лишь новый извод «русского империализма» – как минимум спорно. Еще более спорным выглядит желание историка осудить своих героев задним числом, как будто они могли уже в 1930-е годы догадываться о врожденных изъянах форсированной технологической модернизации, изъянах, о которых всерьез заговорили только после книги Рэйчел Карсон «Безмолвная весна», если не после Чернобыля… Бесспорно, пожалуй, лишь одно – нынешняя ситуация в Центральной Азии несет на себе явный отзвук тех далеких, почти эпических событий.
Артем Космарский, научный сотрудник Института востоковедения РАН - специально для «Ферганы»