Новобранцы в Киргизии. Фото с сайта Sputnik.kg

Этим летом киргизские СМИ почти еженедельно сообщали об инцидентах, связанных с солдатами срочной службы. Так, например, в июне в войсковой части в Таш-Кумыре были избиты 24 солдата. В тот день пьяный прапорщик поднял всю роту в пять утра и заставил ребят отжиматься от пола. При этом во время «физзарядки» он пинал парней, стараясь попасть по голове. У девяти солдат был рассечен подбородок, несколько человек получили травмы челюсти. 10 сентября прапорщика приговорили к пяти годам колонии усиленного режима.

31 июля в Бишкеке прямо в здании Ленинского райсуда застрелился солдат срочной службы Департамента по охране и конвоированию ГСИН. Погибший был 1999 года рождения. После этого в Департаменте было совершено еще две попытки солдатского суицида.

Почти через неделю после описанных событий в колонии-поселении №1 в селе Молдовановка Чуйской области попытался застрелиться 21-летний военнослужащий. Однако он вовремя попал на стол к хирургу и выжил.

7 июня на посту в колонии №19 в селе Джаны-Джер Чуйской области от огнестрельного ранения погиб солдат 2000 года рождения. Происшествие почти сразу было квалифицировано как суицид, несмотря на то, что итоги расследования к тому моменту еще не были подведены.

9 августа трое солдат из войсковой части в селе Кой-Таш обратились к правозащитникам и рассказали о невыносимых условиях службы. Их заставляли работать на незнакомых людей, избивали, издевались над ними – в частности, стреляли им под ноги, заставляя бегать. Служебное расследование подтвердило факты избиения солдат-срочников и неправомерного использования их труда. В отношении офицеров части было возбуждено уголовное дело.

В конце августа прокуратура Киргизии возбудила уголовное дело по факту гибели солдата в реке Нарын. 13 августа Мирлан Доолбек уулу вместе с тремя сослуживцами участвовал в поисках тела жителя города Таш-Кумыр, утонувшего в реке Нарын. В конце дня солдаты испросили у командира разрешения купаться. Они хотели все вместе доплыть до пляжа, но по пути потеряли Мирлана из виду. На следующий день тело солдата нашли в 17 метрах от берега. Дело осложнилось тем, что родственники погибшего уверяют, будто он отлично плавал и не мог утонуть случайно.

19 августа в воинской части города Майлуу-Суу 22-летний солдат Руслан Сапарбаев получил сильный удар током. Сразу после инцидента Сапарбаеву ампутировали одну руку, а 29 августа медикам пришлось ампутировать и вторую. Скандал вызвал и тот факт, что Генштаб Вооруженных сил Киргизии отказался предоставить пострадавшему квартиру в Бишкеке. В Генштабе настаивали, что солдат проник на электрическую подстанцию вопреки запрещающему знаку. Однако в военной прокуратуре заявили, что проход на подстанцию был свободным, а запрещающие знаки там отсутствовали. В отношении командиров войсковой части было возбуждено уголовное дело по статье «Халатность».

Чем хуже, тем секретнее

Все эти случаи стали известны журналистам и правозащитникам. По данным военной прокуратуры Кыргызстана, за период с 2010 по октябрь 2013 года в стране зарегистрировано 50 фактов смерти военнослужащих; из них в 26 случаях причиной гибели указан суицид. После публикации этих данных военные ведомства страны засекретили статистику о смертях военнослужащих.

Казарма войсковой части в Киргизии. Фото с сайта Azattyk.org

Сейчас практически единственной организацией, которая занимается мониторингом гибели военнослужащих в Кыргызстане, является правозащитный центр «Кылым Шамы». Следить за этой закрытой сферой сотрудники центра начали еще в 2014 году. В феврале 2015 года НКО выпустила свой первый отчет, через год – еще один.

В «Кылым Шамы» отмечают явное изменение отношения к военной службе. Если раньше служба в армии считалась делом почетным, то сегодня некоторые юноши не желают идти в армию вообще, и в первую очередь - из-за дедовщины и гибели солдат во время срочной службы, в том числе самоубийств. Родители, чьи дети погибли или получили увечья в армии, часто не могут добиться ни справедливости, ни эффективного расследования. Государство даже отказывается выплачивать компенсацию за солдата, которого призвало на военную службу живым и здоровым, а вернуло «грузом 200».

Еще одна проблема, зафиксированная «Кылым Шамы», – неудовлетворительное состояние солдат, как физическое, так и психологическое. Неважно обстоит дело с бытовыми условиями жизни военнослужащих, соблюдением их прав и даже доступом к медицинским услугам. Оставляет желать лучшего и питание рядовых.

Казармы, охваченные мониторингом, были построены в советское время. Они явно нуждаются в ремонте - а некоторые нужно снести и построить новые. Где-то были дыры в полу, во многих казармах не было не только горячей, но и холодной воды, иногда отсутствовали даже простые электрические лампочки.

Кроме того, выяснилось, что в армии распространено насильственное изъятие обмундирования, а также вымогательство продуктов питания и денег. В воинских частях практикуются виды наказания, не предусмотренные дисциплинарным уставом ВС Кыргызстана.

Кыргызстанские военнослужащие. Фото с сайта Kloop.kg

Никаких компенсаций

О случаях неуставных отношений в армии становится известно все чаще, и «Кылым Шамы» запретили доступ в воинские части. Но родители пострадавших солдат продолжают обращаться в «Кылым Шамы», поскольку именно эта организация известна своей работой с военными. В интервью «Фергане» директор «Кылым Шамы» Азиза Абдирасулова рассказала, что может изменить ситуацию в киргизской армии:

– Первые обращения от родителей погибших в армии солдат к нам начали поступать в 2012–2013 году, почему мы и решили заняться этой темой. Это было непросто: до нас такой мониторинг в стране никто не проводил. В 2014 году при поддержке офиса ОБСЕ в Бишкеке мы запустили свой первый «военный» проект. Армия – закрытая структура, мы даже не знали, где располагаются те или иные воинские части. Начинали мы с нуля, но нам оказали помощь эксперты из Таджикистана, которые много занимались этими вопросами после окончания гражданской войны у них в стране. Мы, конечно, могли работать с международными экспертами. Но поскольку мы – выходцы из СССР, и армии наших стран похожи, таджикский опыт был нам ближе. Правда, в отличие от таджикских коллег, нам предоставили доступ в воинские части Киргизии.

Если раньше армия казалась мне единым организмом, то после мониторинга я поняла, насколько она раздроблена. В Вооруженные силы Киргизии входят Генштаб Вооруженных сил, под началом которого находятся Государственный комитет по делам обороны, Нацгвардия и погранслужба. Кроме того, у нас есть Департамент по охране и конвоированию ГСИН (Государственной службы исполнения наказаний). Солдаты-срочники, которые служат в этом департаменте, охраняют колонии, занимаются этапированием и так далее. У нас есть также МЧС, где своя армия и даже несколько собственных воинских частей. Есть Государственный комитет национальной безопасности, у которого также имеются воинские части. Туда нас ни разу не пустили, но до нас доходили сведения об инцидентах в этих частях.

При МВД есть внутренние войска. Нередко они привлекаются для создания «массовки». Скажем, куда-то приезжает высокопоставленный чиновник, и тогда ребят из внутренних войск переодевают в гражданскую одежду и привозят, куда нужно, например, в филармонию или на стадион. Во время массовых беспорядков их, одетых в гражданское, внедряют в толпу. В форменной одежде попарно они несут патрульно-постовую службу в Бишкеке. В 2015 году после наших рекомендаций их объединили с Нацгвардией, однако недавно президент подписал указ, который вывел их из состава Нацгвардии, и они снова стали отдельным подразделением при МВД.

Почему так важно обратить на это внимание? Дело в том, что если вы спросите в руководстве Генштаба про застреленного в суде солдата, вам ответят, что таких фактов у них не имеется. И формально они будут правы, потому что солдат служил не у них, а в Департаменте конвоирования ГСИН.

В сентябре 2015 года в Чон-Алайском районе при невыясненных обстоятельствах пропал пограничник. В Ошской военной прокуратуре заявили, что пропал он не во время несения службы, а на охоте. В этом случае Генштаб опять же скажет, что у них таких фактов нет, потому что этот случай относится к пограничным войскам.

Каждая структура ведет свою статистику, которую не выкладывают в открытый доступ, - и поэтому у нас нет общих цифр по суицидам и неуставным отношениям в армии.

Свои данные мы получаем из СМИ, а также напрямую от пострадавших солдат и их родственников. Нам звонят отцы и матери, дядья и сестры. В «Кылым Шамы» стекается информация ото всех воинских частей, мы не разделяем их по войскам, для нас все пострадавшие – солдаты срочной службы. Именно поэтому наша главная рекомендация – создать единый надзорный орган, который будет заниматься вопросами неуставных отношений и смертности солдат во всех войсковых частях страны и работать на их искоренение. Только тогда в киргизской армии будет порядок.

Новобранец на присяге. Фото пресс-службы Национальной гвардии Киргизии

– Сколько воинских частей вам удалось посетить с 2014 года?

– В течение 2014 года мы посетили более 72 войсковых частей – в том числе в горах и приграничных зонах. В 2015 – более 80, хотя проектные деньги были выделены на посещение меньшего количества. В 2016 году мы должны были начать мониторинг, перед которым подготовили доклад о правах призывников и выявленных нарушениях. 20 сентября меня пригласили в БДИПЧ ОБСЕ на ежегодную встречу по человеческому измерению. Я сидела позади Кадыржана Батырова и попала в кадр репортажа. Фотография широко разошлась, и после этого «Кылым Шамы» запретили посещать воинские части (в сентябре 2016 года киргизские депутаты потребовали привлечь к ответственности правозащитницу Азизу Абдирасулову за нахождение рядом с Кадыржаном Батыровым во время его выступления 20 сентября в Варшаве на ежегодном совещании БДИПЧ ОБСЕ. – Прим. «Ферганы»). Деньги по этому проекту мы вернули, но мы продолжаем защищать солдат и даже находим деньги на услуги адвокатов.

Мы готовы делиться и нашим опытом, и методами проведения мониторинга, лишь бы какая-то организация стала заниматься этой проблемой. Не может все это продолжаться бесконечно. Сотрудники Национального центра по предупреждению пыток в этом году 10 раз посетили воинские части, но этого очень мало.

Согласно отчету 2016 года, у нас в производстве находится семь заявлений от родителей погибших военнослужащих, из них два были приняты в 2012 году, два – в 2014 году и три – в 2015 году. Из семи умерших ребят один – курсант военного лицея и шесть – солдаты срочной службы. Из шести солдат двое находились на службе в подразделениях Государственной пограничной службы, двое проходили службу в частях Департамента ГСИН по охране исправительных учреждений и конвоированию осужденных и лиц, заключенных под стражу, и двое – в части Генерального штаба. В 2016 и 2017 годах количество случаев суицида и дедовщины в армии снизились до минимума, но с мая 2018 года на нас пошел буквально шквал информации об инцидентах, связанных с неуставными отношениями и гибелью солдат в воинских частях.

– Как на вашу работу реагируют военные?

– Реакция солдат зависит от их начальства. Есть нормальные командиры, которые оставляли солдат наедине с нами. Другие присутствовали при анкетировании. Поймите, этим мальчикам по 18-19 лет, для меня они еще дети. Почему в некоторых странах совершеннолетие наступает в 21 год? На то есть веские основания. Я пришла к выводу, что рано наших ребят забирать в армию в 18 лет. Ну как так может быть, что после призыва паренек месяц проходит карантин, а потом, например, его направляют охранять тюрьму.

Вышка охраны в одной из колоний Киргизии. Фото с сайта Kloop.kg

Высшее военное руководство как институт относится к нам очень осторожно. Особенно, когда удается добиться возбуждения уголовного дела по факту гибели солдата. В то же время, когда мы лично встречаемся с руководством Генштаба, обсуждаем нашу работу, они разговаривают нормально. Но нужны конкретные действия.

Нами был разработан план по снижению жестокого обращения в армии, который охватывал не только службу, но также школу и сам процесс призыва. В 2016 году план был утвержден начальником Генштаба. 1 октября этого года я спросила у военных, что делается по нашему плану. Мне ответили: ничего.

Президент Сооронбай Жээнбеков 19 июля этого года встречался с представителями гражданского общества, в том числе и со мной. Я адресовалась к нему как к главнокомандующему и обратила внимание на ситуацию в армии. Тогда у меня на руках было два факта смерти солдат, один призывник лежал в больнице. Но нам было дано всего по пять минут, президент отвечал по три – и этого оказалось мало. Однако хочется верить, что после всех инцидентов глава государства все-таки обратит внимание на ситуацию в военной сфере.

– Как часто удается добиться компенсаций?

– В ответе на этот вопрос я буду исходить из нашей личной статистики. С 2012 года по сегодняшний день зафиксировано 20 обращений в наше НКО. Из них более половины – смертельные случаи. Из этих 20 только в двух случаях были получены компенсации – в размере 800 тысяч сомов (примерно $11.600) и 1 миллиона (около $14.500). Остальным отказали на том основании, что их дети погибли, совершив суицид. И это несмотря на то, что по всем случаям мы доходили до Верховного суда. В этом году мы добились возбуждения трех дел – по издевательствам над солдатами в Таш-Кумыре, утонувшему в реке парню и солдату, которому ампутировали руки.

– Судя по всему, количество инцидентов в армии не снижается. Вы верите, что можно что-то изменить?

– Изменить ситуацию можно, но должна быть политическая воля на уровне главнокомандующего.

Сейчас мы поднимаем вопрос страхования солдат. Следствие не устанавливает, был ли доведен солдат до суицида. Военная прокуратура работает очень слабо и не заинтересована раскрывать такие дела. Поэтому я думаю, что прежде чем забрать молодого человека в армию, государство обязано застраховать его жизнь. Мы - не только родители молодых людей, но и все граждане - должны добиваться, чтобы государство взяло на себя ответственность за жизнь наших детей, которые защищают родину. Если наши дети обязаны служить в армии, то государство обязано их защищать.

Екатерина Иващенко

Международное информационное агентство «Фергана»