Рысбек Адамалиев

С 1991 года Комитет ООН по правам человека вынес 18 решений по жалобам граждан Кыргызстана, из них только два частично исполнены. Родственникам жертв, умерших от пыток в милиции, суд постановил выплатить примерно по $2900 компенсации. Остальные решения Комитета официальный Бишкек саботирует. Почему же юристы все-таки продолжают подавать жалобы в ООН, если рассмотрение одной жалобы может растянуться на несколько лет? Мы поговорили с юристом, руководителем общественного объединения «Правовая инициатива Бишкек», автором нескольких индивидуальных жалоб в Комитет ООН по правам человека Рысбеком Адамалиевым.

— Рысбек, давайте начнем наш разговор с недавнего решения Первомайского районного суда Бишкека, которое было принято после заключения Комитета ООН, о выплате компенсации за смерть жертвы пыток. Что это значит для страны?

— Это уже второе решение суда о выплате компенсации за смерть жертвы пыток, основанное на заключении Комитета ООН по правам человека. Такую же сумму — 200 тысяч сомов (около $2900) — присудили ранее в качестве компенсации по делу Ташкенбая Мойдунова, погибшего в здании милиции. Хорошо, что суды начали выносить решения о возмещении морального вреда. Но у меня вызывает обеспокоенность размер компенсации. Государство оценивает жизнь человека в 200 тысяч сомов, эта сумма ничтожная, несоразмерная и неадекватная.

— Есть ли альтернативные методы оценки нанесенного ущерба? Семьям погибших во время беспорядков в Бишкеке в апреле 2010 года, так называемым «апрельским героям», выплатили по миллиону сомов, это больше $14 тысяч по нынешнему курсу. Наши суды оценивали честь и достоинство президента Алмазбека Атамбаева в несколько миллионов сомов.

— По апрельским событиям власти приняли политическое решение. Наши коллеги подсчитали, что ущерб от пыток для жертв и государства составляет от 1 до 4 миллионов сомов. К сожалению, в стране нет единого представления, как считать ущерб, в том числе по смертельным случаям, нет никакого обобщающего документа, нет постановления Верховного суда, которое бы это регламентировало. Мы сейчас только на пути к формированию подобной практики.

Похороны погибших в беспорядках в Бишкеке, апрель 2010 года. Фото с сайта Kloop.kg

Комитет ООН никогда не называет сумму, просто рекомендует выплатить компенсацию. В этом его отличие от Европейского суда, который устанавливает, сколько конкретно государство должно выплатить пострадавшим. По делу Ташкенбая Мойдунова, например, наши юристы использовали опыт коллеги из Украины Елены Волочай. Исходя из того, как смерть человека повлияла на семью Ташкенбая, ущерб оценили в 100 тысяч евро.

— То есть после решения Комитета ООН сумму компенсации определяет суд?

— Да. …Государство должно понимать, что раз компетентные органы задерживают человека, оно должно обеспечить охрану его здоровья и безопасности.

— Кто пишет жалобы в Комитет?

— В соответствии с процедурами Комитета это может сделать любое доверенное лицо, адвокат либо сам пострадавший, если может. Но нужна подготовка. Моя работа в этом направлении началась в 2012-2013 годах, когда мы прошли большой тренинг для практикующих юристов и адвокатов со всего Кыргызстана. Именно на этом тренинге в 2013 году я подготовил шаблон первой жалобы. В 2015 году, когда я работал в общественном фонде «Кылым шамы», Комитет ООН зарегистрировал первую написанную мной жалобу. С тех пор от «Кылым шамы» уже зарегистрировано семь жалоб.

Рысбек Адамалиев с коллегами на Quiz-night

— Расскажите о процедуре, как все происходит.

— Когда жалоба пройдет тщательную проверку, ей дают специальный номер и начинают по ней работать. При переписке используется этот номер без указания имени автора жалобы. Комитет направляет государству целый ряд вопросов, на которые государство должно ответить. Государство дает комментарии в свое оправдание, которые пересылаются автору жалобы. А потом автор жалобы, в свою очередь, направляет возражения по поводу этих комментариев.

— Обычно такая переписка длится годами. Сколько раз государство может отвечать на вопросы по одной жалобе?

— До тех пор, пока Комитет не получит ответы на все вопросы. По всем моим жалобам, кроме одной, хватило одного раза. Только однажды я писал два возражения. И когда увидел несерьезное отношение государства, то попросил Комитет рассматривать дело без учета комментариев государства.

— А Комитет может поступить так?

— Если они посчитают нужным… Не могу сказать. Судя по ответам, которые я получаю, можно сделать вывод, что когда-то государство на волне демократических преобразований присоединилось ко всем международным конвенциям по правам человека, но власти не совсем осознавали, на что идут.

Чаще государство не понимает сути этого механизма. Например, часто в ответах пытаются доказать, что автор жалобы виновен и не достоин защиты на таком высоком уровне, как ООН. С одной стороны, это облегчает мне работу как юристу, готовившему жалобу. Но принцип презумпции виновности государства предполагает, что власти должны доказать, что они сделали все правильно, по закону, что они не виноваты.

Порой ответы очень смешные, хотя процесс идет, и чиновники постепенно учатся писать грамотно. Я считаю, что в ходе переписок мы в какой-то степени учим государство, как правильно работать в этой сфере. Наше государство однажды все поймет и начнет давать более аргументированные ответы. Но пока наша переписка похожа на соревнования с ребенком, когда ты явно чувствуешь свое превосходство.

— Переписка ведется на русском языке?

— Да. Правда, жалобу на русском языке, как и приложенные к ней документы, лучше перевести на английский. Когда готовим жалобу, то переводим документы с киргизского на русский, а материалы бывают объемные. Комитет рассматривает жалобы на четырех языках, но быстрее - те, что написаны на английском и французском.

— Почему Комитет ООН рассматривает жалобы годами? Видимо, это не только вопрос языка…

— Члены Комитета слишком загружены. Например, моя первая жалоба, которая была отправлена в 2015 году, была зарегистрирована под номером 2700-2015. Это означает, что за один год получено 2700 индивидуальных жалоб. А в 2017 году одна жалоба была зарегистрирована под номером 3001. Комитет, действительно, завален жалобами, люди физически не успевают.

— Можем ли мы говорить об эффективности решений Комитета, если их могут просто проигнорировать? Как, например, в случае с жалобой Азимжана Аскарова?

— Мы только на начальной стадии использования этого механизма. Но если взять в целом систему ООН, — да, я с вами согласен, процесс очень длительный, и чаще наше государство просто игнорирует эти решения.

Азимжан Аскаров. Фото с сайта Osce.org

— И что же с этим можно делать?

— Моя твердая позиция в том, что, несмотря на все эти минусы: длительность рассмотрения, неэффективность и т.д. — мы должны использовать этот механизм. Это пока единственный доступный нам механизм. К сожалению, Кыргызстан не является членом Европейского суда по правам человека, у нас нет возможности обращаться туда, чтобы он выносил решения в кратчайшие сроки и с определенными последствиями для властей. Комитет ООН для нас — единственное окно в цивилизованный мир, выход на высокую площадку. Я бы себе не простил, если бы не использовал этот механизм. Важно чувствовать, что ты сделал все что мог. Если я не смог добиться справедливости внутри страны, то должен попытаться сделать это на международном уровне, используя наше законодательство, которое дает такую возможность. А эффективность этих решений — вопрос времени.

Сейчас пишется очень много жалоб, лет через пять пойдет новая волна решений Комитета ООН. Их будет очень много. И тогда потребуется консолидированная работа по имплементации этих решений. Если даже государство не исполнит ни одно из них — это войдет в историю Кыргызстана как полноправного члена ООН.

— Получается, если не берем качеством, то возьмем количеством?

— Эти решения всегда будут нашим инструментом в ходе диалога с государственными органами. Мы всегда будем напоминать властям, что они не выполнили эти решения. Кроме того, власть может смениться завтра, и отношение государства к этим решениям тоже изменится.

— Есть ли надежда, что это может произойти в ближайшее время?

— Это для меня вопрос на перспективу. С внедрением нового уголовного законодательства Кыргызстана, которое вступает в силу с 1 января 2019 года, мы должны будем пересмотреть наше отношение к этим решениям. Я думаю, что правозащитные организации должны собраться и выработать некий алгоритм действий в новых условиях. Нужно продолжать комплексную работу по обучению судей.

— В последнее время наблюдаю тенденцию, когда адвокаты, уверенные в том, что суды все равно не вынесут справедливое решение, обращаются во все судебные инстанции, чтобы быстрее исчерпать внутренние механизмы защиты, а после приговора ВС написать жалобу в Комитет ООН. Насколько это правильно?

— Такой схемы я тоже года три назад придерживался. Дело в том, что госорганы, когда им надо, могут долго дурочку валять. Дела по пыткам часто затягивают на всех уровнях. Например, когда человека пытают, мы обращаемся в прокуратуру, часто получаем отказ в возбуждении уголовного дела — и бежим в вышестоящую прокуратуру, а оттуда дело снова возвращают в нижестоящую прокуратуру. Годами ходим по кругу. Это — показатель отсутствия эффективного расследования. И тогда мы говорим: извините, ребята, мы идем в суд. Подаем на прокуратуру в суд, а там прокуроры заявляют: извините, мы уже отменили свое постановление [на которое вы подали в суд]. И судья говорит: а, ну все тогда, разберитесь без нас! И по новой…

Но сдаваться мы не намерены.

Абдумомун Мамараимов

Международное информационное агентство «Фергана»