Осмонакун Ибраимов: «Айтматов и киргизский Ренессанс»
|
И действительно, включившись в литературный процесс с середины пятидесятых годов и войдя в него столь стремительно и сразу «как власть имущий», Айтматов достаточно быстро взмыл на самые высокие уровни творческого поднебесья и с того момента стал самым влиятельным литературным авторитетом в Кыргызстане, целым культурным и даже геополитическим фактором. Он почти до конца жизни неизменно выполнял роль некоего локомотива, который тянул за собой целую культуру, оплодотворяя ее почву, обогащая новыми идеями и темами. Своим выдающимся творчеством, своей неповторимой и очень значительной личностью, даже своим физическим присутствием Айтматов олицетворял наш национальный Ренессанс, наше культурное и духовное Возрождение. А его уход и в самом деле оказался завершением этой громадной эпохи, которую историки литературы без сомнения назовут айтматовской и которой уже дали определение «золотой век» культурного и идейного развития Кыргызстана.
Эта эпоха исторически совпала с советским периодом нашей жизни, и Чингиз Айтматов стал самым интересным и ярким, самым органическим его продуктом. Нет, продуктом не идеологическим, не «заказным», а подлинным, хотя по многим характерологическим чертам и в сути своей достаточно противоречивым. Сила айтматовского слова заключалась в его глубинной правдивости, в особом трагическом контексте и выраженном экзистенциональном дискурсе. И, конечно, в знаменитом айтматовском «глобализме» литературных и философских обобщений. Неслучайно его называли писателем имперским, мыслителем планетарным, личностью пассионарной и так далее.
Именно Айтматов обнажил силу и слабость идеологического коммунизма, противоречивость его идеалов и ценностей, неизменно приходя к выводу, что современный человек, где бы он ни жил и ни пытался обозначиться как самодостаточная личность, как активно мыслящий и действующий социум, загнан в глубокий гуманистический тупик, в жернова планетарного кризиса морали и идеологий. И в этом заключалась вся айтматовская драма, даже трагедия. С необыкновенной мудростью и искренностью он показал тот мучительный путь человека ХХ века, который, в конечном счете, привел его к Богу, к духовным первоначалам и национальным истокам, как того отшельника или блудного сына, выведенного кистью Рембрандта почти три с половиной столетия назад.
Кончина Айтматова в Кыргызстане воспринималась, понятно, как гром среди ясного неба. Когда он был жив и являлся из Европы как довольно редкий гость и как некий «инопланетянин», люди к нему относились, пусть по-разному, но с пиететом, потому что его литературные герои тесно жили с нами, давно превратившись в людские имена, в нарицательные герои и хрестоматийные персонажи. А главное - в настоящие ценности.
Айтматов стал самым узнаваемым символом страны, ее наилучшим брендом. Да, газеты порой открыто его критиковали, политики вслух ворчали, проявляя недовольство его политической индифферентностью в последнее время и отстраненностью от текущих дел. Но все прекрасно отдавали себе отчет в том, что Айтматов - это Айтматов, и именно поэтому критика в его адрес скорее была данью свободе слова, нежели желанием его унизить или перечеркнуть. И все же смерть Айтматова для всех его почитателей и поклонников оказалась самой худшей новостью.
Так, наверное, бывает, когда падают горы. Весть о его кончине настолько сильно потрясла нас, киргизов, что только теперь мы по-настоящему начинаем понимать и осознавать, кем он был на самом деле для нас, и как сильно мы его любили. И только теперь все с горечью понимают, как трудно, как пустынно и сиротливо без Айтматова.
Все задаются сакраментальным вопросом: как теперь без него? Айтматов ведь был лучшей и органической частью нашего естества. Нашего самосознания, нашего национального бытия. Лучшим нашим украшением, гордостью нашей, символом нашим. Он был лучшим нашим историческим оправданием, нашей визитной карточкой. Нашим всем.
И он так неожиданно и незаметно ушел от нас. Вернее, уплыл уже в бессмертие. Уплыл, оставив за собой нечто бесценное. Нечто огромное, невероятно красивое и совершенное. Он оставил свой эпос, эпос о времени и о себе, свою художественную вселенную, обитатели которой давно живут вместе с нами, наполняя и переполняя наш внутренний мир. Теперь, думается, так важно с ними не расставаться и в настоящем и в будущем, быть и жить как они, хотя это неповторимо и невозможно.
Айтматов по масштабу своего писательского таланта и широте мышления был явлением, повторюсь, не узко национальным, а планетарным. А как киргиз — феноменом чрезвычайным и пророческим. Более того, я считаю, что он для киргизов есть некое указание и путь ясный, говоря по Достоевскому, и нам, надо полагать, так важно не сбиться с этого пути. Своим этическим универсализмом и абсолютно четкой национальной определенностью, приверженностью к языкам и открытостью к культурам, неприятием национального шовинизма и всякой нетерпимости Айтматов еще долго послужит нам основой основ, верным духовным ориентиром в этом вечно меняющемся мире.
Манкуртизм нравственный и идейный, о чрезвычайной опасности которого для нашего исторического развития и морального здоровья постоянно предупреждал Чингиз Торекулович, не должен быть забыт и, надо думать, не будет забыт. Впрочем, этот его завет имеет не только национальное, но и широкое общечеловеческое значение.
Двуязычие и культурная открытость — это тот путь и та модель, которые нам завещал великий Айтматов. И вряд ли кто станет утверждать, что он более патриотичен и печется о киргизском языке больше, чем Айтматов. В то же время русский язык, наряду с английским и другими мировыми языками, не должен утрачивать свое значение. Хотя бы потому, что на этом языке говорил и писал, наряду с киргизским, сам Айтматов и не только он. Это уже наша История, наша историческая Судьба, тот путь, который привел нас к сегодняшнему дню. К тому, что называется нашим национальным возрождением, нашим культурным и идейным Ренессансом, который так предметно и так органично олицетворял собою Чингиз Айтматов.
Нашу государственную независимость он воспринял, я помню, с достаточной настороженностью и даже с опаской. Такое состояние души в то время было у всех — очень многое оставалось непонятным, и никто не знал, по какому политическому и социально-экономическому пути пойдет страна. Но со временем и путь определился, и ориентиры нашлись, в мире появились друзья и союзники, и Чингиз Торекулович в этом поиске путей своей поддержкой и мудрыми советами помог двигаться вперед увереннее и без колебаний. И однажды — это было 30 августа 2007 года — в своем интервью радио «Голос Америки» он трижды употребил слово «верю», отвечая на вопрос о том, есть ли у страны будущее, не завязнут ли ее граждане в бесконечных конфликтах и социально-политических противоречиях.
Говорят, мы, киргизы, бедны. Конечно, это не так. Мы это со всей ясностью видим именно сейчас. Айтматовское совершенно уникальное наследие еще долго будет для кыргызстанцев общей идейной платформой, мощным нравственным фундаментом, той базой, тем стержнем, без которого трудно будет воспитывать новые поколения и двигаться дальше.
Говорят, киргизы слабы. Конечно, это тоже неправда. Нас за многие дела критикуют и совершенно справедливо, но никто еще не говорил, что мы бездарны и бесталанны. Этот народ, раз он дал миру Чингиза Айтматова, еще покажет себя и никогда не исчезнет. Ибо у него всегда рядом будут, как некий дар судьбы и как пророческое указание, великий Айтматов и бессмертный «Манас» - пожизненная муза и неизменный духовный камертон нашего гениального соотечественника.
Говоря о том вкладе, который Айтматов внес в нашу культуру, мы, тем не менее, ни в коем случае не должны принизить других, не менее интересных и выдающихся деятелей нашей культуры прошлого и настоящего, и это наше счастье и всеобщее национальное достояние. И все же неоспоримый факт состоит в том, что феномен Айтматова стоит совершенно особняком даже в широком историко-культурном контексте. Как однажды отзовался Ромен Роллан о Бетховене, «много сияющих вершин в Альпийских горах, но Монблан все же один».
Таков и наш Чингиз Айтматов. Само его явление в контексте нашей древней и непростой истории говорит о том, что нет фактора случайности в том всеобщем подъеме и в той национально-государственной идентичности, которые пережили киргизы в двадцатом веке и имеют в веке двадцать первом.
