Длинноносый иностранец в городе небоскребов
Среди всех китайских городов Шанхай особенно славится небоскребами и жуликами. Небоскребы по-китайски называют «далоу» или «даша», жуликов – бизнесменами.
В Шанхай в первый раз я попал в далеком уже 1992 году, в качестве корреспондента одной очень популярной, но очень противной газетенки. Настоящих небоскребов еще не было, зато жуликов уже было полным-полно.
Время было лихое, торговое, «челноки» из бывшего СССР шныряли по всему миру, распространяя идеи перестройки и ускорения. Корабль, на котором я приплыл, вез на себе 150 литовцев, 200 грузин и – в качестве полезного груза - трех русских. Официально все прибыли, как туристы. Из всей этой кучи только я один категорически не собирался ничего покупать. Поэтому когда грузин, бывший у нас за главного, спросил, сколько я везу денег, я честно ответил ему: «Двадцать долларов». Сумма была по тем временам огромная, примерно две моих зарплаты.
Главный грузин мне почему-то не поверил, сказал с обидой: «Зачем скрываешь, дорогой? Тут все свои! Покажи, чем богат!» Когда я показал ему, чем я богат, он отошел от меня с некоторым испугом – я явно был ему не свой. И уже до конца путешествия он старался держаться от меня подальше – может быть, боялся, что покусаю.
Старая шанхайская улица. Фото – Wikipedia
Пришвартовались мы на реке Хуанпу, недалеко от знаменитой набережной Бунд. Тут же, на корабле, я познакомился с китайским таможенником, который скучал без собеседников. Так уж вышло, что мы оба знали английский – что довольно редко встречается среди китайцев (я сейчас не о себе).
Мы мило разговорились. Войдя во вкус, я заметил, что в Европе очень популярна китайская философия: Конфуций, Лао-цзы. Таможенник помрачнел и сказал системообразующую фразу: «Конфуций, Лао-цзы – это все хорошо для богатых иностранцев!»
Так началось мое личное знакомство с Китаем – в качестве богатого иностранца с двадцатью долларами в кармане.
Настоящий китайский «Ролекс»
В следующий раз в Шанхай я попал уже в 2004 году. У меня уже был некоторый опыт пребывания в Китае, поэтому Шанхай мне страшно не понравился. Больше всего мне не понравились понастроенные за это время шанхайские небоскребы. Как сказал бы Остап Бендер: «Дикая красота, воображение идиота». И совершенно бессмысленная, - добавил бы я.
Шанхайский небоскреб. Фото автора
Еще хуже небоскребов показались мне местные нравы.
Рестораны закрывались в два часа дня и не открывались до вечера. Вставал вопрос – где обедать?
Вдобавок по улицам в большом количестве бродили прилипчивые торговцы – в основном старушки постпенсионного возраста. Они поджидали, когда турист выйдет из ресторана или музея, и бросались на него с истошным криком: «Нау - вотч!» («А теперь – часы!»). Это было понятно – утолив голод духовный, нужно было подумать и о материальной стороне жизни.
Справедливости ради заметим, что и до сих пор в Шанхае продают часы знаменитейших марок за весьма умеренные деньги. Конкретная сумма зависит от того, в какую категорию иностранцев вы попадете. Первая, главная категория – чан бицзы лаовай (длинноносый иностранец). Это обычный турист, который ничего не понимает в китайской жизни и перестает соображать что бы то ни было уже на второй день пребывания в Китае. Вторая категория – пу чан бицзы лаовай (не длинноносый иностранец). Этот как-то исхитряется до поры до времени отбивать атаки китайской действительности. Длинноносому иностранцу – то есть тому, который поглупее – часы могут предложить и за несколько сотен долларов. Не длинноносому – как повезет.
Я, помню, «доторговался» до одного доллара за «Ролекс». Причем я даже не говорил ни слова, просто старушка, шедшая за мной, бубнила, снижая цену каждую секунду: «Твенти долларс… тен долларс… файв долларс… уан долларс».
- И куай (один юань), - сказал я наконец, чтобы отвязаться.
Это была издевательская цифра, соответствующая примерно двенадцати американским центам или трем с половиной русским рублям. Но старушка не стала злиться и возмущаться. Она понятливо кивнула: «И куай», вытащила из кармана ручку (золотой «Паркер») и завела свою песню «ши куай, па куай». По идее, я должен был с ней торговаться и так дойти до одного юаня, за который она готова была эту ручку продать. Но я подло обманул ее, спрятавшись в такси.
В Шанхае, кстати, и по сей день кричат всякому иностранцу: «Нау – вотч! Ролекс!» Интересно, откуда взялось у шанхайцев это убеждение, что иностранцы жить не могут без поддельных часов?
Шанхай. Фото с веб-сайта Turizminfo
Хорошо прожаренная туалетная бумага
Когда попадаешь в Шанхай в первый раз, кажется, что жизнь здесь подчинена одному-единственному смыслу – обжулить богатого иностранца, которые, кстати, часто довольно бедные люди.
Позже я понял, что это не так – в Шанхае, как и во всем Китае, очень много приличных людей. Но тогда мне казалось, что к шанхайцам вполне можно применить знаменитые русские пословицы, только немного их изменив или продолжив. Например, «Шанхаец на ходу подметки срежет - и вам же их продаст». Или «Продаст чужую мать, выдав ее за свою».
В некоторых шанхайских ресторанах хорошим тоном было брать деньги за все, что оказывается на вашем столе. Например, за салфетки. Или за чай, которого вы не просили. (В большинстве городов Китая чай наливают бесплатно). Могут выписать счет за бумажные салфетки и даже за многоразовые палочки. Вам могут поставить на стол какие-нибудь орешки, и в счете появится головокружительная сумма. Имейте это в виду. И если вы не хотите платить, не пейте чай, не пользуйтесь салфетками.
Нет сомнения, что шанхайцы вставили бы в счет и пользование туалетом, который в Китае почти везде бесплатный. Но просто осуществлять контроль за каждым довольно затруднительно. И потом, как узнать, что клиент делал в туалете: просто мыл руки (одна цена), справлял малую нужду (другая) или все-таки отважился на нечто большее?
Справедливости ради надо сказать, что такая ситуация далеко не во всем Шанхае. В основном это касается бойких туристических мест. Но приличному иностранцу лучше вообще не попадать в туристический ресторан. Причина очень проста – туристическая еда.
На улицах Шанхая многолюдно и тесно. Фото – Picasa
То, что подают в столовых для иностранцев, не имеет никакого отношения не только к лучшей в мире китайской кухне – это вообще не еда. По вкусу это похоже на жареную бумагу. Единственный вопрос, который остается – пожарили простую бумагу или туалетную?
Помню, как в 2004 году в туристическом ресторане меня угостили странным супчиком. Официант, нагнувшись прямо к столу, глядел на меня снизу вверх одним глазом и повторял, как заведенный: «Томато суп!» Этот «томато суп» был сделан из подогретой воды и двух ложек дешевого кетчупа…
Иностранцы часто боятся аутентичной китайской еды. Бояться же надо еды для иностранцев. Как-то в городе Яншо пожилая американка говорила мне: «Я не могу есть все эти кусочки. Я не знаю, из чего это приготовлено. Я должна видеть целую курицу или целого поросенка. Вдруг мне подсунут собачье или змеиное мясо?» Я ее успокоил: мадам, ни собаки, ни змеи вам не подсунут. Хотя бы потому, что собака и змея дороже говядины или курятины.
Откуда взялась эта традиция кормить иностранцев всякой дрянью? Видимо, от американского фаст-фуда. С точки зрения нормального китайца, американский фаст-фуд – как раз и есть та самая жареная бумага с кетчупом. Но за что страдают остальные – не американцы?
Особенный шанхайский колорит – расплющенные продукты питания. В магазинах вывешены утки, гуси, поросята толщиной с картонку. По моему ощущению, прежде чем принести их в магазин, за ними гонялись на асфальтовом катке, а, догнав, давили. Расплющив катком свинью или утку, их тащат в магазин и продают по бешеным ценам. Свинья, например, стоит 108 юаней за цзинь (полкило). То есть за килограмм это выходит больше 700 наших рублей. Дороговато. Мы с женой все-таки купили одну расплющенную свиную харю – по-китайски этот продукт назывался «сяо льень», «улыбающееся лицо». С огромным трудом отрезали от этого лица кусочек, пытались разжевать. Не вышло. Стали жарить его, парить, заливать соусами, только что серной кислотой не поливали – никакого результата. Теперь лежит в холодильнике, ждет своего часа.
Улыбайся, пока не съели!
Европа до цугундера доведет
А в этом году я побывал в Шанхайском музее науки и техники. Но это был, конечно, не обычный музей. Это был китайский музей китайской науки и китайской техники. Центром экспозиции был зал, который назывался «Свет мудрости».
Что же тут считается мудростью и высшими достижениями науки? Не последние достижения в области генетики, компьютерных технологий и медицины, как вы могли подумать. «Светом мудрости» здесь считаются разные механические прибамбасы, из которых самыми современными были роботы. Роботы танцевали, играли в шахматы и стреляли из лука в цель.
Нет, конечно, в Китае делают компьютеры, запускают в космос ракеты, интересуются генной инженерией и вообще стараются от прогресса не отставать. Но вся эта хрень совершенно не интересует простого китайца, который толпою прет в этот музей. Простого китайца интересуют танцующие роботы.
Шанхайский музей науки и техники. Фото автора
Я тоже, как истый китаец, протолкался к роботу, стреляющему из лука. Пока я пялился на робота, ко мне подобрался ребенок лет трех – «хайцзы» по-китайски. Или, иначе, «сяо пэнйоу», маленький друг. И вот этот друг, он же хайцзы, желая посмотреть представление, решил встать на мое место. Он толкался и ревел совсем недружественно, пытаясь меня отпихнуть. Но многолетние занятия ушу сделали свое дело – хайцзы ничего не добился, и, посрамленный, бежал с поля боя. Почему? Потому что я применил главный китайский прием: сделал вид, что ничего не происходит. Действует безотказно. Если китайцу что-то не нравится, он просто отворачивает голову в другую сторону. Я этого не вижу – значит, этого не существует в природе.
В данном случае сработал еще один китайский принцип: каждый сам за себя. У нас в России тут же подбежала бы мамаша и стала кричать и возмущаться: дайте ребенку посмотреть! Не то в Китае. Мамаша и вся родня ребенка, стоявшая неподалеку, делали вид, что они этого мальчика вообще в первый раз видят. Потому что каждый – сам за себя. Тебе приспичило – ты и иди. Кричи, плачь, хоть описайся – но добивайся сам.
Многие, наверное, спросят: почему бы не уступить ребенку место, пусть даже он и хайцзы? А потому, отвечаю я, что за ним сразу бы прибежала его мама, папа, все его тетушки и дядюшки, которые перед этим смотрели в другую сторону – и вытеснили бы меня вовсе. И тогда не то что смотреть - тогда и стоять мне было бы негде. А в мои планы это не входило…
А вечером я гулял по Шанхаю – при полном электрическом освещении. В лицо дул свежий ветер, в голову после ужина лезли разные хорошие мысли. И вдруг я остановился, как вкопанный. На центральной улице Шанхая, на фасаде дома горели большие буквы: «LESBOI SAUNA». Если это то, что я думаю, сказал я себе, то мне там делать нечего. С другой стороны, не слишком ли далеко зашло сексуальное раскрепощение? Куда смотрит Коммунистическая партия?
Фото автора
Очень к месту тут вспомнились бессмертные строки Мандельштама:
Я мужчина-иностранец,
Я мужчина-лесбиянец,
На Лесбосе я возрос,
О Лесбос, Лесбос, Лесбос!
Впрочем, если кто-то думает, что шанхайцы ограничиваются перверсиями – так и нет. Тремястами метрами дальше на другом здании красовалась гигантская надпись «Love» – с номером этажа и телефоном. Судя по всему, здесь была любовь в чистом виде, без вариаций, так сказать, любовь а’натюрель.
И я опять вспомнил, но на этот раз не Мандельштама, а одну пекинскую тетушку, которая, глядя на целующихся китайских подростков, сказала с осуждением: «Вот до чего довела их европейская культура!»
