Узбекистан в последнее время занимает исключительно жесткую политику в спорах с Кыргызстаном и Таджикистаном о решении водохозяйственных проблем страны, особенно в узбекской части Аральского моря. Но есть и другие проблемы, которые государство отодвигает на задний план. Это, к примеру, экологическое бедствие, связанное с безответственным хранением гербицидов и пестицидов. Они до сих пор губят здоровье жителей Хорезма и Каракалпакстана, расположенных на севере республики.

Общий объем официально подтвержденных захороненных химических веществ составляет в Республике Узбекистан около 9 тысяч тонн. В настоящее время количество учтенных, складированных, запрещенных и устаревших пестицидов составляет около 1500 тонн. Из них почти 120 тонн - хлорорганические пестициды, самые опасные. В Узбекистане имеется 13 специальных подземных хранилищ. По заключению специалистов Госкомприроды Узбекистана, «ко многим ядомогильникам нельзя подойти без средств индивидуальной защиты на расстояние 1-1,5 км». Самый крупный и необустроенный - Тупракаллинский ядомогильник в Хорезмской области.

Волонтер неправительственной организации из Каракалпакстана отмечает: «Содержимое хранилищ ядохимикатов потихоньку растаскивается жителями окрестных кишлаков. Никто не скажет людям, что они губят себя и детей. Охраны никакой, и люди спокойно берут оттуда химикаты для своего огорода, дехканского или фермерского хозяйства. В Каракалпакстане практически нет здоровых детей. Они дома получают эти пестициды через овощи и фрукты, а подростки еще два месяца на хлопке становятся жертвами химизации, пусть и не проводимой сейчас с помощью авиации. Вся площадь бывших грунтовых аэродромов оказалась пропитанной этой химической дрянью. К примеру, территория бывшего сельского аэродрома в поселке Кипчак Амударьинского района Каракалпакстана скорее пригодна для игрищ сталкеров, но обычные люди живут по соседству без особых претензий. До сих пор от бывшей взлетной площадки в ветреную погоду доходит едкий запах. Люди задыхаются, многие дети попадают в больницу с проявлениями аллергии. В воздух поднимаются пропитанные химией частички почвы и разносятся всеми ветрами. Жутко, когда идет песчаная буря. Тогда ввысь поднимается не только отравленная земля, но и соль с бывшего дна Арала».

С 1970-80-х годов в Узбекистане широко применялось опрыскивание хлопковых полей пестицидами с воздуха. Уровень загрязнения почвы сельскохозяйственных аэродромов и по сей день превышает норму более чем в 100 раз. В то время усиленно использовались дихлордифенил-трихлорэтан (ДДТ) и его производные. Но и через 15 лет после официального запрета ДДТ его содержание в почве зон интенсивного хлопководства превышало предельно допустимую концентрацию в 30 раз. Запасы инсектицида хлордан обнаружены на некоторых сельскохозяйственных предприятиях республики через много лет после его запрета в 1990 году. В Каракалпакстане, по данным каракалпакской общественной организации «Перзент», в пробах материнского молока были обнаружены гексахлорциклогексан, ДДТ и гексахлорбензол. Местные ученые не смогли при отсутствии необходимого финансирования до конца довести исследования, но и те результаты, что были получены, до сих пор находятся под негласным запретом. Лишь несколько неправительственных организаций объясняли населению, как опасно жить рядом с ядомогильниками.

Маленькие аэродромы использовались очень интенсивно. Пилоты самолетов, вылетающие с 27 хорезмских и 51 каракалпакского аэродромов, регулярно опыляли хлопковые поля. С 1970 по 1990 годы только для обработки посевов Хорезма и Каракалпакстана было использовано не менее 350 тысяч тонн хлор- и фосфорорганических препаратов. Последний мониторинг для оценки ситуации с захоронениями пестицидов и инсектицидов проводился Государственной специализированной инспекцией аналитического контроля в 2002-2003 годах. К большому сожалению, получить информацию о результатах этих исследований в настоящее время возможности нет.

Ограда бывшего сельхозаэродрома

Наиболее зараженными на бывших аэродромах оказались площадки под складами ядохимикатов, смесительные ямы и места заправки самолетов. Места дислокации сельхозавиации составляли от одного до трех с половиной гектаров. В Хорезмской области специалисты лаборатории научного центра «Экосервис» при Государственном комитете по охране природы республики определили границы наиболее загрязненных участков. Все, что они смогли сделать, - это заставить местные власти вывезти на ядомогильник в Янгиарыкском районе тару из-под ядохимикатов, а также верхний слой почвы с самых зараженных участков. Однако гораздо большее количество отравленного грунта осталось на месте.

Хорезмский журналист с тревогой говорил корреспонденту «Ферганы.Ру»:

- Полевые аэродромы сельскохозяйственной авиации занимали площадь больше 300 гектаров. Создание новых фермерских хозяйств происходило без учета заключения областного комитета по охране природы. В большинстве случаев фермеры, не зная состояния почвы, на отдельных участках своих наделов в ходе сельхозработ «размазали» зараженный грунт далеко вокруг. К примеру, на месте бывшего Ургенчского сельхозаэродрома сейчас находится фруктовый сад и мечеть.

Вот что вспоминает сотрудник международной организации, ныне живущий в Ташкенте: «Мне было лет пять, когда наших матерей, жителей одного из колхозов под Халкабадом, недалеко от Чимбая, выгнали в поле на чеканку (прореживание) хлопка. Работали и дети, так как нас оставить не с кем было, да и дом наш стоял посреди хлопковых полей. А в это время низко пролетал самолет. Я сначала радостно закричал: «Самолет! Самолет!» - и вдруг почувствовал едкий вкус на языке и стал кашлять. Мама закрыла лицо подлом платья, но домой не увела, боясь агронома, который был неподалеку. А самолет, пролетая низко над полями с работающими людьми, оставлял за собой белый шлейф... Позже я наблюдал такие самолеты каждый год над нашим домом». Двадцать-тридцать лет назад в такой ситуации были сотни тысяч узбекистанцев. Впрочем, в прошлогоднем сезоне в семи областях самолеты обрабатывали посевы. Об этом упоминается в постановлении президента Узбекистана И. Каримова «О мерах по проведению дефолиации хлопчатника в 2008 году». Да и автору этих строк пришлось раза три-четыре попадать под пестицидные осадки на сборе хлопка с 1975 по 1979 годы. Школьная пора запомнились не только романтикой, но и сладковато-горьким вкусом какой-то желтоватой слизи. Руки помыть было негде. Для чая воду когда кипятили, а когда и нет. Так и несли заразу в рот. Сверстниц до сих пор мучает аллергия, а в недавнем прошлом - выкидыши и постоянно хворающее потомство.

Медик из Нукуса утверждает: «Мы имеем обширные площади зараженных сельхозугодий, получаем с них крайне вредную для здоровья продукцию, потребление которой чревато целым букетом различных заболеваний. В их числе и без того распространенная в нашем крае анемия, болезни желудочно-кишечного тракта, гепатиты различных видов, цирроз печени, заболевания иммунной и эндокринной систем. Еще одна опасная особенность хлорорганических ядохимикатов в том, что они легко растворяются в жире и потому больше, чем в крови, концентрируются в жировых тканях организма или, например, в материнском молоке».

Кирпичи из отравленного грунта

У людей моего поколения уже появились внуки, и болеют они, к прискорбию, чаще, чем наши дети. В Приаралье - высокая детская смертность, туберкулез, кишечно-желудочные и аллергические заболевания, список можно длить. Этого не отрицает и официальная статистика. Но вот свежая информация, недавно опубликованная на «Фергане.ру»: в Хорезмской области показатель заболеваемости онкологической патологии на 100 тысяч детей - 59 человек, общий показатель заболеваемости по республике – 8.9 человек на 100 тысяч. «Виноваты» ли в появлении большого количества онкобольных детей хлопковые химикаты? Скорее да, чем нет. Анемия, которую находят у большинства населения региона, – один из предвестников лейкемии. Полноценные исследования по оценке вреда советской химии не проводились. Мониторинг подразделениями Госкомприроды Узбекистана – всего лишь констатация страшной беды, которая уже пришла. В интернете была небольшая перепалка из-за ядомогильника в Андижанской области. Автор утверждал, что под областным центром заложена химическая бомба, ему как-то обреченно и вяло оппонировал другой аноним. На самом деле бомбы уже рванули по всему Узбекистану…

В отчете по проекту 2006 года Центра «Женщины за устойчивое развитие» при каракалпакской неправительственной организации «Союз защиты Арала и Амударьи» говорится, что «в Кегейлийском районе на территории бывшего сельского аэропорта, где базировались самолеты, предназначенные для обработки хлопчатника химикатами, забил подземный источник воды. Несмотря на предупреждения врачей СЭС, жители прилегающих домов используют воду из источника для питья и бытовых нужд. Определить степень воздействия этой воды на здоровье человека в нынешних экономических условиях не представляется возможным».

К 1970 году в Советском Союзе было запрещено использование ряда опасных химикатов вроде ДДТ, но по прихоти местных чиновников в Узбекистане он применялся еще 17 лет. Было такое мнение, что ДДТ очень хорошо помогает бороться с малярийным комаром. Потом оказалось, что есть и более безопасные средства защиты от малярии.

…Еще одно воспоминание ташкентской знакомой: «В 1980-х мы брали свободно дуст (так в народе называли ДДТ – ред.) в «Сельхозхимии», склады которой были рядом с домом. Потом натирали им головы, борясь со вшами. Туго натягивали целлофан на голову, потом платок сверху – и ходили так час-полтора, а после смывали».

Ситуация со стойкими органическими загрязнителями предельно острая, а Узбекистан остается безучастен к ближайшей перспективе присоединиться к Стокгольмской конвенции, давно принятой международным сообществом. Специалисты убеждены: присоединение к конвенции содействовало бы решению вопроса рационального управления СОЗ. Трудно ответить на вопрос: почему в Узбекистане блокируется ратификация конвенции?

При подготовке материала автора консультировали двое экспертов. Точка зрения одного из них такова:

- Для ратификации конвенции необходима политическая воля высшего руководства страны, подкрепляемая конкретными данными специалистов. Гражданское общество Узбекистана неоднократно поднимало вопросы о стойких органических загрязнителях, но чиновники ставят заслоны не только в получении информации, но препятствуют и самому обсуждению проблемы. Зараженные вирусом секретности бюрократы скрывают не только халатное отношение к должностным обязанностям, но и факт того, что в стране фактически отсутствует система действенного контроля над источниками экологических угроз. Сейчас Госкомприроды тешится игрой, называемой «Экологическое движение», в которое вкладываются огромные средства. Если посмотреть на деятельность Госкомприроды, то последние пять лет он методично разрушал структуру постоянного надзора за исполнением природоохранного законодательства. Восемь уполномоченных органов, которые обязаны обеспечивать нормальное качество окружающей среды, своими действиями (или, скорее, бездействием) методически ее разрушают. Отсутствует даже элементарный обмен информацией, не говоря о координации сотрудничества между министерствами и ведомствами.

Экспертов тревожит неадекватное отношение правительственных кругов и широкой общественности к проблеме СОЗ. Исчерпывающей информацией обладают ученые, сотрудники неправительственных организаций, журналисты и чиновники. У Госкомприроды Узбекистана сил хватает лишь на мониторинг мест захоронений – экологи приходят на ядомогильник, чешут в затылке и снова уходят.

Другой ташкентский эксперт на условиях анонимности так комментирует ситуацию:

- Причин неприсоединения Узбекистана к Стокгольмской конвенции несколько. Одна из них - банальный бюрократизм и непрофессионализм наших госчиновников по отношению к различным международным конвенциям. Положив ее на стол руководству страны на подпись, они тем самым взваливают на свое ведомство тяжесть ее соблюдения, а документ подразумевает огромную работу с ядомогильниками. Она-то, полагаю, не под силу нашей бюрократии, учитывая то, какое химическое наследство страна получила после развала СССР.

Узбекистан был ведущим поставщиком хлопка в Союзе. Для обслуживания хлопковых полей было создано такое ведомство как «Сельхозхимия», отделения которого – со складами и прочим хозяйством - были даже в небольших поселках. Таким образом, в стране остались десятки могильников, заброшенных аэродромов, складов, и с ними нужно что-то делать. В консервацию и утилизацию советской химии необходимо вкладывать огромные средства, которых у Госкомприроды нет, и вряд ли кто им даст.

И тут возникает вопрос: а как же те 500 тысяч долларов, которые международное сообщество выделит в случае ратификации конвенции? Денег этих не хватит на весь объем работы по стране. Получив полмиллиона, Узбекистан должен будет вложить куда больше, чтобы хотя бы частично выполнить требования конвенции. А где их взять? В бюджете? Но для этого нужно элементарно посчитать, сколько денег нужно. Необходимо провести предварительное квалифицированное исследование, на которое тоже деньги нужны... А на собственно ликвидацию ядов средств нужно очень много. На уничтожение лишь одной тонны химической заразы требуется не менее трех тысяч долларов.

- Прежде чем говорить о подписании Стокгольмской конвенции, - продолжает рассуждать эксперт, - специалистам надо детально проработать план консервации и уничтожения СОЗ. Надо посчитать, какие ресурсы нужно задействовать для ликвидации «участков смерти». И тогда уже можно разговаривать с мировой общественностью, оперируя конкретными цифрами. Думаю, возможны даже переговоры о том, что полумиллиона долларов окажется недостаточно для такой страны как Узбекистан, которая несла на себе почти весь хлопковый груз бывшего Союза. Нельзя сравнивать Узбекистан и Кыргызстан, где могильников гораздо меньше, потому что хлопка там сеяли не так много. Или с Казахстаном, которого центр ориентировал на выращивание пшеницы. Думаю, грамотно изложив эти факты и цифры, убедительно доказав, что ситуация в стране с захоронениями во много раз страшнее, чем у соседей, Узбекистан мог бы рассчитывать получить к полумиллиону от подписания конвенции экстренную финансовую помощь как от ООН, так и от других международных организаций на устранение проблемы.

…Местные власти Хорезма и Каракалпакстана в силу своей ограниченной дееспособности манкируют опасностью, которую представляют бывшие аэродромы и ядохранилища. Поэтому нет практически никакой реакции на проблему. Есть редкие материалы местных СМИ с малыми тиражами. В одной из газет прочитал, что «на рынок страны привлечены пестициды нового поколения с высокой степенью эффективности при малых дозах применения и с минимальной опасностью для здоровья населения и окружающей среды». А официальный Ташкент ограничился созданием при Кабинете министров республики Государственной комиссии по средствам химизации и защиты растений.

На различных семинарах и конференциях представителям Узбекистана предлагали получение грантов, рекомендовали использовать современные технологии по утилизации химикатов, но власти пока даже не подписали важные международные соглашения в этой области, которым уже восемь лет. На сайте Госкомприроды Узбекистана есть строчка: «В Республике Узбекистан ведется работа по присоединению к Стокгольмской конвенции». По едкому замечанию эксперта, «продолжается «успешная» работа по загрязнению воды, земли, воздуха, хотя и декларируется приверженность международным процессам».

Слово «пестициды» происходит от латинских слов pestis (зараза) и caedo (убиваю). В Приаралье они сами превратились в заразу, которую пока невозможно уничтожить…

Сергей Наумов (Ургенч)

Узбекистан: Лечение детей с лейкемией «противоречит национальному менталитету»?, 12.08.2009

Таджикистан: Абрикосы лучше хлопка и уж точно – вкуснее, 12.07.2009

Международные доноры помогут Киргизии обезопасить регион от радиоактивных отходов (фото), 01.07.2009

Даже при самых благоприятных экономических условиях экология не является государственным приоритетом, 11.01.2009