Этот человек живет сегодня далеко за пределами Узбекистана. Работает переводчиком, на досуге пишет рассказы и повести о днях, проведенных в узбекской тюрьме. О том, как был сексотом, как торговал наркотиками «в зоне», как участвовал в силовой «обработке» «борцов за идеи халифата».

Он называет себя «Винсентом Киллпастором»: видимо, время озвучить настоящее имя еще не пришло.

«Винсент» сам связался с редакцией «Ферганы», когда прочитал наши статьи про «тюремного палача» Александра Рахманова, или «дядю Шуряна», и узнал его на видео.

Мы попросили «Винсента» рассказать о днях заключения и о знакомстве с А.Рахмановым. Получилось интервью — не слишком содержательное, но все же весьма показательное и интересное.

Вы читаете исповедь еще одного бывшего негласного агента тюремной администрации. Тем не менее, узбекская тюрьма пока еще по-прежнему хранит свои самые главные тайны.

- Вы можете назвать своё имя? Если нет — почему?

- Пожалуйста, называйте меня Винсент Киллпастор. В отличие от дяди Шуряна я не хочу, чтобы через месяц на этом самом сайте обо мне писали уже в прошедшем времени. Поэтому размахивать паспортом перед камерой я считаю непозволительной роскошью.

- Где Вы родились? Расскажите кратко о себе, хотя бы в общих чертах.

- Родился в Ташкенте, страна тогда называлась СССР. Отец занимал положение, скажем выше среднего, в партийных структурах. Незаконченное высшее образование. Получил первый срок и доучивался уже в Ташкентской тюрьме, потом в учреждении УЯ 64/32 Папского района Наманганской области, также в учреждении КИН 1 Зангиота, Ташкентской области.

- Где Вы сейчас находитесь?

- В Соединённых Штатах Америки.

- В Интернете опубликованы некоторые Ваши литературные произведения. Писательство - Ваша основная профессия или крик души? Почему Вы стали писать?

- Писательство - не основная моя профессия. Иногда я анализирую годы, проведенные вне закона, то есть, включая годы в розыске и годы отсидки, и получается, можно сказать, одно из основных моих занятий - это то, о чем, как говорят англичане, не принято говорить в хорошей компании за чашкой чая.

Но писательство придаёт мне форму успокоения, терапии, если хотите. Есть такой старый американский фильм - «Форрест Гамп». Там умственно отсталый человек сидит на автобусной остановке и рассказывает всем про свою жизнь. Всем, кто станет слушать. Вот чем для меня является писательство. Желание быть выслушанным кем угодно, а также, наверное, и форма умственной отсталости - если поминать все, что я в своей жизни проделал. Только не совсем нормальный человек вдруг решится это опубликовать.

Книга «Школа Стукачей», а также готовящаяся к публикации повесть «Кладбище Благородных» - частично именно о том, о чем рассказывает в своём интервью Шурян.

- Чем кроме писательства Вы занимаетесь в жизни?

- Я - профессиональный переводчик с английского. Эти навыки пригодились даже в тюрьме.

- Как Вы попали в узбекскую тюрьму? За что и когда были осуждены? Когда освободились?

- Я не «борец с режимом». Самый обычный, хотя, не типичный, уголовник. Первый срок получил за кражу. Потом был второй. Третьего удалось избежать благодаря тому факту, что я к тому времени уже досконально изучил и уголовный и процессуальный кодекс, где есть понятие «срок давности». В общей сложности непосредственно за решёткой провёл только шесть с половиной лет. Большую часть на усиленном режиме, два года - на строгом. Попал в розыск в 1995. Освободился со второго срока в 2003.

- Как Вы познакомились с «дядей Шуряном», при каких обстоятельствах? Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этой фигуре (история, психологическая характеристика и пр.)

- Ну, я, человек в этой системе маленький. Не было бы дяди Шуряна, не было бы этого интервью. Поэтому, пользуясь случаем и возможностью, хочу передать этому дяде бородатому «привет». Как говорится в кино: «ты зачем усы сбрил, Шурик?»

Что-то мне подсказывает, что ты, Шурян, тоже будешь это читать. (Напомним, по данным «Ферганы», А.Рахманов был убит вскоре после публикации данного интервью).

Вы уж простите меня за лирику, но в отличие от многих увидевших на «Фергане» печальную физиономию Рахманова, я лично обрадовался ему, как родному. Такое было чувство, будто товарища по окопам встретил после многих лет разлуки. Плохое-то с годами забывается...

Я могу только предполагать, что тебя толкнуло на это видеоинтервью. Меня же раззадорили комментарии некоторых «аналитиков» к самому материалу. А теперь по порядку.

Мой следователь не поверил, что я рассказал ему все. Поэтому я попал в камеру с «наседкой» сначала в городском управлении милиции ГУМ, но там был ещё один паренёк в камере, уже сидевший ранее, и он предупредил меня, о том, что третий пассажир в хате - стукач. Оттуда меня перевели в спецподвал второго аула ташкентской тюрьмы, где я и повстречался впервые с дядей Шуряном.

А я от следователя ничего не скрыл. Кроме того, находился в абстиненции из-за отъёма сильнодействующих наркотиков, и Шурян быстро определил, что толку от меня мало. Зажигалок и пакетов ему для этого не потребовалось. По истечении четырёх дней меня перевели в «нормальную» хату. В деталях и подробностях эта встреча описана в моём рассказе «Баланд-ёр булдим».

Вторая встреча произошла через четыре с половиной года, когда я со вторым сроком попал уже на строгий режим в учреждение КИН 1, посёлок Зангиота Ташкентской области. Там мы с дядей Шуряном встретились уже как сослуживцы.

Дело в том, что за четыре года, проведённые в КИН 32, я стал негласным агентом начальника оперативного отдела майора Умарова К.К.

Вскоре я даже возглавил агентурную ячейку, которая работала на промышленной зоне колонии. Так как большинство уголовных авторитетов в Папской зоне были связаны с администрацией, а зона хоть и называлась «чёрной», но была, как и производимые в ней калоши, красной изнутри, наша деятельность в Папе сводилась к чистой экономике: мы контролировали львиную долю торговли наркотиками, украденными из столовой продуктами, неучтёнными калошами и даже открыли ряд маленьких частных цехов. Вся инкассация производилась в стол начальнику оперативной части. Он, в свою очередь ездил «с гостинцами» в Ташкент. Политических в Уйгурсае не было. Так что бить кого-либо или закапывать в негашёную известь там не пришлось.

В деталях и с фамилиями все это описано в моей короткой повести «Школа стукачей».

Так что в Зангиоту я приехал уже созревшим «красным». Стукачом, лохмачом, козлом, сексотом - как вам будет угодно...

Зангиота - зона уникальная. Близость Ташкента и возможность неожиданного наезда высокой комиссии заставляют администрацию соблюдать стандарты условий содержания.

Ещё Зангиота уникальна тем, что там сосуществуют и блатные, и «общественники». То есть зона и не красная, и не чёрная. Есть и положенец, и СПП - секция профилактики правонарушений, это типа полицаев на оккупированных фашистами территориях.

Обычно администрация опирается только на блатных - тогда эта зона называется «черной», или на «общественников», тогда эта зона - «красная». Наивно полагать, что в стране с такой сильной властью президента могут быть зоны, в которых управляют эдакие робин гуды - воры в законе, и они совершенно независимы от МВД. Не будем детьми. Просто, такие, как Шурян и я, не скрываем, что работаем на ментов, а вот поборники воровского закона - «кристально чистые мужики».

Шурян очень помог мне устроиться по приезду. Сразу перетянул в отряд номер один - где гнездились все так или иначе все связанные с администрацией. В отряде были одноярусные кровати и вместо гимна Узбекистана, как в других бараках, завхоз каждое утро включал нам «Владимирский централ». Попал из сексотов в полицаи. Задача СПП похожа. Так что вскоре по Зангиоте расхаживал уже с очень похожей на гестаповскую повязкой на левой руке.

- По возможности назовите, пожалуйста, фамилии людей, которые могли бы знать Рахманова, подтвердить его слова, признания.

- Простите, я, конечно, присяги не кому не давал, только подписку, но вот попадаются среди нас стукачи идейные, действительно, ненавидящие блатных. Шурян - один из них. Я сам один из них. Почти все мои сидевшие друзья - это те, кого на фене называют «гады, козлы и суки». Фамилий не будет. Можете снова это назвать «заказухой». А подтвердить - да ради Бога. Любого спросите, я повторяю: любого, кроме сумасшедших, сидевшего в период с середины 90-х по начало 2000-х, кто такой Шурян. И следите за выражениями их лиц. А также любого, кто бывал в Зангиоте в период начала 2000-х. Шуряна не заставляли выполнять общественную работу, он ведь заслуженный «ветеран» у нас был. Но иногда он от скуки становился в воротах, ведущих в столовую. Некоторые ловкачи пытаются сделать круг и проскочить в столовую по второму разу. В Карши за это, может, и покалечили бы, но в сытой Зангиоте смотрят сквозь пальцы. Так вот Шурян вставал в воротах и смотрел всем входящим в лицо. Память у него уникальная, фотографическая, можно сказать. Ни один потом не мог на повторную посадку зайти. Это у него развлечение такое было. Поэтому и его в лицо знает ВСЯ Зангиота того периода. Кушать-то все ходили в одну столовую.

- Как Вы думаете, что подвигло Александра Рахманова на такие признания?

- Вот тут загадка. Крутишь чего-то, дядь Шурян! Или хорошо заплатили, или принудили, или, что на мой субъективный взгляд наиболее вероятно - он выполнил очередное «задание родины».

- «Работа» «дяди Шуряна» - уникальное явление для узбекских тюрем, или это типично?

- Абсолютно типичное явление для любой тюремной системы. Это в кино «работающие под прикрытием» - красавцы типа актеров Ножкина или Соломина. А в жизни вот они какие - как товарищ Шурян. Агентов любая служба вербует не из числа выпускников института, а из тех, кто для задания подходит или уже внедрён.

- Принимали ли Вы сами участие в такой деятельности по «обработке» «вовчиков» (религиозных осужденных)?

- Да, участие в обработке «вовчиков» я принимал.

Кроме пары «безбашенных» торпед, мотающих срока за какие-нибудь садистские убийства, никому в зангиатинском СПП это особо не нравилось. Но разница между «канающими по жизни» и общественниками такова: первые мотают срок, вторые служат. СПП - по сути, военизированная общественная организация. И когда Шурян говорит в интервью, что его де звали «пахан» - это он «чешет». У нас были руководители, начальники смен и замполиты. Но не паханы.

Так что идти «встречать» вовчиков приходилось всем по разнарядке.

Этап мы встречали таким образом: сначала они входили в карантин и получали по спине дубинкой. Один раз. Как и все остальные прибывающие этапом на строгий режим, включая лохмачей.

Потом СПП-шники похлипче, вроде меня, раздавали им текст гимна Республики Узбекистан. Убеждали спеть хоть куплет. Многие брали и пели. Этого было достаточно. Они получали пять дубинок прописки, брали матрас и шли отдыхать с этапа.

А вот борцы за идеи Хизб ут-тахрир и халифата петь гимн отказывались. С такими «героями» приходилось работать с пристрастием. Со мной торпедой в смене ходил Валерчик, кандидат в мастера спорта по самбо. Ему один раз за его же характер всыпали узбеки на свободе, где-то в Чимгане, в доме отдыха. Девушку его унизили на глазах. Мотиваций - предостаточно. Валерчик мог особо упрямым «Аллаху Акбар» вбить в рот вместе с зубами. Причём, чем больше бил, тем больше распалялся.

Это была вторая стадия обработки. Били, но не смертным боем. После такого отсева оставалось из пятнадцати человек в строю человека три, остальные пели гимн. Старательно.

А вот с этими тремя работали уже всем скопом. И прапорщики, и СПП, и офицеры заглянувшие на огонёк после ссоры с женой или в горечи похмелья. Их уже не гимн заставляли петь, а плевать или мочиться на главную книгу мусульман. Это была откровенная провокация: какой верующий станет это делать. Задача была сделать из них инвалидов. Выбор мы им давали.

Зангиота - зона показательная. Умирал от такого «тёплого» приёма мало кто: успевали довезти до сангорода, или умирал в воронке по дороге - это уж не сказать. Это уже ЧП не в зоне, а на этапе.

Одного, правда, забили: у него гепатит только шёл на поправку, а он погеройствовать захотел. Кто же знал? Ну, написали объяснительные, мол «так и было», составили акт, и с миром.

Испытываю ли я угрызения совести? Не знаю. Наверное нет. У меня на свободе сосед вернулся из под Кандагара инвалидом. Ему там правоверные яйца сапогом раздавили. «Ла Иллаха Иллалах » не хотел кричать.

Все что от них требовалось — это спеть гимн Республики Узбекистан. А хизбуты всякие - это признанные официально во всем мире террористические организации.

Хотя гимн Узбекистана меня до сих пор приводит в тихий ужас...

- В своем видеоинтервью Александр Рахманов рассказывает о сотне замученных и убитых. Похоже ли это на правду? Во-вторых, он называет реальные имена убитых? Знакомы ли они Вам?

Сотни замученных и убитых? А почему нет? Рахманов ведь на свободе не мог переводчиком устроиться, как я. Выполнял поручения следаков, дознавателей, оперов. Негласная установка по стране: подавлять террористов, ведь их так и американцы называют. Но это я теоретизирую. Фактами не располагаю. На правду похоже. Имена убитых - да он там какие-то распространённые узбекские и корейские фамилии называет. Это типа как сказать - убил англичанина Джона Смита и русского Сергея Иванова.

Не знаю названных им людей.

- Можете ли Вы сами назвать кого-то из убитых или замученных, кого пытал Рахманов или Вы?

- Нас не знакомили. Мы предлагали им исполнить песню. Дальше - вы знаете.

- Какова иерархия в узбекской тюрьме? Кто конкретно из тюремных начальников руководил тогда бригадой «Шуряна»?

Я упоминал выше - горстке офицеров и маленькому гарнизону солдат не совладать зоной в четыре тысячи человек. Поэтому есть блатные или мы, гады. Чтобы все было ровно.

- «Шурян» называет одного из своих подельников - некоего Гарика Мукасяна или Мугасяна, у которого и хранился тот чемоданчик с документами. Знаете ли Вы его?

- Ещё раз повторю: и у сексотов есть принципы. Шурян счёл нужным засветиться — это его личное дело. Я говорю о себе и фамилий называть не буду. У людей семьи, жизнь. А фамилии офицеров учреждений и министерств установить очень легко.

- Как Вы считаете: пытки в тюрьмах Узбекистана осуществляются по личному произволу охранников или - по указанию руководства страны?

- Пытки уголовных и пытки политических -наследие большой страны, частью которой был Узбекистан . Просто с обретением независимости они приобрели массовый характер и регулярность. Это стало неотъемлемой частью процессуально-исправительной системы. Практика ломки политических уголовными — это тоже наследие. Но сегодня у нас не такие политические, как в фильме «Холодное лето 53-го».

Интервью взял Д.Кислов, «Фергана»