Об авторе: Бисенбаев Асылбек Кнарович, кандидат исторических наук (1984), доцент (1989). Работал в вузах г. Караганды, затем старший научный сотрудник, зав. отделом Института истории и этнологии АН Казахстана (1989-1992). С 1992 по 1997 годы работал в Аналитическом Центре Администрации президента Казахстана (референт, зав. сектором, первый зам. руководителя). С 2003 года по настоящее время - главный редактор газеты "Комсомольская правда-Казахстан". Автор статей по вопросам развития науки Казахстана, национально-освободительному движению в XIX-начале XX века в Казахстане, вопросам интеграции постсоветского пространства, политическим процессам в Казахстане. Автор книг "Другая Центральная Азия" (Алматы, 2003), "Мифы древних тюрков" (Алматы, 2008), "Не вместе: Россия и страны Центральной Азии" (Санкт-Петербург, Питер, 20011).

Арабские государства ответили на вопрос – закончилась ли череда цветных революций. Оказалось, что процесс крушения авторитарных режимов продолжается. Качественных характеристик арабских режимов было несколько. Практически все они имели однопартийную систему. Но правящая партия постепенно и объективно выродилась в придаток государственной машины. Партии не смогли решить вопрос мобильной коммуникативной связи между руководством и массами. Не имея конкурентов в борьбе за массы, управляя ими преимущественно репрессивными методами, партии прекратили свое существование как политические институты. Соответственно, существующие в однопартийных странах общественные институты постепенно проделали ту же эволюцию. Формальные организации не выполняли предназначенной роли. Профсоюзы (там, где они существовали) не защищали прав рабочих. Молодежные и женские организации заведомо одобряли правительственный курс и были проводниками спущенных сверху идей. Наличие множества организаций в данном случае вовсе не является гражданским обществом, поскольку оно не может существовать без прав граждан.

В этих условиях партии лидеров, авторитарных вождей оказываются лишь организациями сопровождения и подтверждения правильности курса лидера. Иной функции просто не может быть, поскольку даже эти партии лишены собственной инициативы, а тем более выражения реальных интересов масс. Естественно, что такие партии могут продемонстрировать верность лидеру, но не выступить в его защиту в реальной политической борьбе. Попытки создания партий, объединяющих весь народ, предпринимались всеми лидерами освободившихся государств. Египетские революционеры, придя к власти, пытались найти адекватную замену запрещенным в январе 1953 года политическим партиям. В первые годы революции создается организация освобождения, затем, с мая 1957 года, Национальный союз, а с 1962 года – Арабский социалистический союз (АСС). По мнению Насера «неизбежная и естественная классовая борьба» за социализм должна была протекать в мирных, ненасильственных формах, «в рамках национального единства и стирания классовых различий». В этом смысле АСС был задуман как платформа «демократического взаимодействия» между «крестьянами, рабочими, солдатами, интеллигенцией и национальным капиталом», как «союз сил трудового народа». Но АСС как элемент политической системы сыграл роль всего лишь вспомогательного инструмента в руках военно-бюрократической элиты и ее лидера, свертывавшими или активизировавшими деятельность АСС по своему усмотрении. Взаимодействие с массами, достигаемое, по-видимому, только через посредство эффективной революционной организации (партии), способной пробудить, катализировать и направить в нужное русло их творческую энергию, в Египте (как, впрочем, и в других странах, где возникли режимы элитарно-этатистского типа) подменялись опекой над массами. (Национально-демократическая революция: сущность и перспективы. М., Наука. 1990, С. С. 144)

Поэтому в критических условиях КПСС в СССР, Фронт национального освобождения в Алжире, Национально-демократическая партия в Египте, Конституционно-демократическое собрание в Тунисе оказались неспособными к самостоятельным действиям в условиях революций. Артур Шлезингер, оценивая причины поражения СССР в холодной войне, писал: «Так почему же наступил триумф демократии? Это произошло благодаря большей гибкости свободной политической и экономической системы, ее более высокой приспособляемости к тем изменениям, которые несет непрекращающаяся революция в науке и технике, Коммунизм, закрытый для дебатов, инакомыслия, иронии, замерзший в закостенелой, статичной и догматической идеологии, не сумел приспособиться к изменениям, породил негативную реакцию, недовольство и, в конце концов, вызвал неприятие» (Шлезингер А. (мл.) Некоторые уроки «холодной войны» Новая и новейшая история, № 1, 1991, С, 81.).

В аналогичной ситуации оказываются современные партии власти в странах СНГ, которые унаследовали функцию опеки над массами. В кризисных условиях Нур Отан в Казахстане или Единая Россия оказывались не в состоянии собственными силами мобилизовать массы, выдвинуть адекватные идеи и лозунги, осуществлять без административного ресурса текущую политическую работу, а тем более проводить предвыборную деятельность.

Отрицание роли гражданского общества и реальной многопартийности ярко проявилось в Ливии. Созданное здесь «государство масс» - «джамахирия» полностью ликвидировало партии и независимые общественные организации. Муамар Каддафи предложил систему прямого народного правления, которое на деле обернулось единоличной властью. Дело в том, что управление, участие в политике и жизни государства, региона, города и даже общины невозможно без организации. Будь это политические или общественные объединения, временные структуры для решения текущих вопросов или постоянные организации по интересам или пристрастиям в политике или социальной сфере, именно они позволяют выразить и реализовать волю масс. Без этих организаций массы остаются аморфными образованиями, не имеющими своего лица, своих требований и послушно следующих за официальным лидером. Если отсутствует возможность консолидации разных групп, наступает момент консолидации неявной, тайной или спонтанной. Но она обязательно наступает, поскольку лишенные возможности участвовать или хотя бы обсуждать вопросы политики и государственного управления, массы осознают необходимость борьбы за права.

Несомненно, что исламский фактор играет свою роль в прошедших революциях. Если в ходе событий исламисты находились в тени или вовсе не проявили себя, то предстоящие выборы, которые обещают быть демократическими в сравнении с предыдущими, предоставляют им шанс заявить о себе. Они могут стать частью политической системы. Тем более что революции совершают продвинутые слои, в то время как многие из голосующих являются в арабских странах все-таки консерваторами-традиционалистами. Конечно, исламисты могут занять важное место в составе парламента и даже принять участие в формировании правительств. Но и они должны учитывать, что Египет, Тунис, Йемен это уже не те страны, которые получили независимость более полувека назад. Политические предпочтения граждан далеки от безоговорочной поддержки отцов-лидеров или традиционных исламских ценностей. Революция показала, что народ вполне способен бороться против диктатуры лидера или диктата политической партии. Это определяет эволюцию политического ислама и политической практики происламских организаций. Даже братья-мусульмане в ходе борьбы против режима Мубарака заявляли о том, что не собираются уходить в средневековье и формировать фундаментальное государство.

Кстати, попытка решить проблему братьев-мусульман в Египте силовыми методами не дала желаемого результата. Скорее наоборот, по мере преследований ряды братьев-мусульман ширились. Сила противодействует силе, тем более что обе стороны не желали диалога. Сегодняшние режимы Центральной Азии также не хотят диалога, предпочитая силовые методы. Например, семимесячная акция протеста нефтяников в казахстанском городке Жанаозен закончилась тем, что забастовщики выступили против торжественного празднования 20-летия республики. В результате были подожжены здания официальных учреждений, торговые центры, а полиция применила, по мнению большинства обозревателей, неоправданную жестокость во время разгона протестующих. В результате погибло несколько десятков человек.

В то же время позитивным примером может служить борьба Испании против ЕТА – террористической организации баскских сепаратистов. Сменяющие друг друга правительства в течение многих лет использовали самый широкий набор средств - от политических уступок националистам до проведения массовых акций осуждения террористов. И такое сочетание средств принесло свои плоды. В баскском движении произошел постепенный переход на легальные политические позиции, основанные на диалоге с центральным испанским правительством и политические методы борьбы. В конечном счете, ориентация на политические методы борьбы возобладали и ЕТА прекратила свою деятельность.

Исламский фактор в революциях арабского мира еще не проявил себя в полной мере. Во всяком случае, во время свержения арабских режимов мусульманские фундаменталисты или заявляли о своей приверженности выбору народа или вовсе отмалчивались. Но ситуация меняется во время выборов, которые и определяют будущее государств, освободившихся от опеки вождей. В этом случае начинается активная борьба за места в парламенте и правительстве, соревнование за симпатии масс и средств массовой информации. Происходит активизация исламской организации и популяризация исламского выбора. В странах, где борьба имеет затяжной характер, несколько иная картина, Фундаменталисты уже на этапе борьбы стремятся занять лидирующие позиции с тем, чтобы объединить массы под собственными лозунгами и добиться доминирования в будущем правительстве и парламенте.

Роль исламского фактора в странах Центральной Азии отличается от арабского мира. Здесь исламские организации сформировали реальную альтернативу правящим режимам. Они предлагают населению привлекательную политическую программу, сочетающую идеи справедливости, равенства, уважения собственности, взаимопомощи, честности и нравственности. Подпольные и полуподвальные структуры охватывают всю территорию региона. Существует координация действий между организационными структурами. Если светская оппозиция практически не имеет влияния среди масс, то исламисты пользуются такой поддержкой среди всех слоев населения.

За рубежом прекрасно понимают, что свержение нынешних режимов вполне может привести к появлению новых антиамериканских и антизападных фундаментальных государств. Поэтому возникают и колебания в курсе Запада по отношению к центральноазиатским диктатурам. Операции спецназа США помогают сдерживать проникновение исламских боевиков на территории Центральной Азии из Афганистана. Лидеры Центральной Азии весьма тяжело переживали нападения боевиков в конце 90-х годов прошлого века. Взрывы, перестрелки, попытки прорыва вооруженных групп вызывали опасения, и даже страх лидеров региона. Поэтому они приняли безоговорочное участие в антитеррористической операции и поддержали действия США в Афганистане. Именно поэтому правительства этих стран вовсе не возражают против того, чтобы американцы могли заходить на территорию их стран в погоне за талибами. Во всяком случае, Силам специального назначения США разрешено в отдельных случаях проникать на территорию Узбекистана, Туркменистана, Таджикистана и Кыргызстана при проведении контртеррористических операций. Спецназ США оказал содействие Таджикистану в отражении попытки вооруженного вторжения исламских боевиков. Боевики пересекли реку Пяндж отступая под ударами миротворческих сил НАТО. В результате столкновения было убито двадцать боевиков и один военнослужащий Таджикистана. Побуждая страны к демократии США, прекрасно понимают, что может случиться и обратное. Вместо демократии может быть установлена диктатура духовных вождей, выступающих против прогресса и прав человека. Такое уже было в истории.

Конечно, можно согласиться с утверждением, что революция вовсе не обязательна для стран Центральной Азии. Да, конечно. Но иногда народ считает, что лучше революция, чем бесконечная диктатура, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. А такой вариант вполне возможен. Альтернатива революции или сохранению авторитаризма – исламское движение. И хотя практически все государства, от Казахстана до Туркменистана отрицают такую возможность, но она существует. Рост религиозных настроений вполне очевиден. Количество мечетей растет стремительно. За двадцать лет численность мечетей в Казахстане достигла 2500. При этом большинство сооружается за счет пожертвований прихожан. В Таджикистане официально функционируют 27 центральных мечетей, 325 соборных мечетей и 3 тысячи 334 мечети для пятничных молитв. В среднем одна мечеть приходится на 2 тыс. жителей 7-миллионной республики. В Кыргызстане количество мечетей приближается к двум тысячам.

И хотя это не показатель роста политического ислама, а тем более, экстремистского, но это уже почва, на которой может вырасти все, в том числе и экстремистские растения. Более того, периодически власти заигрывают с исламскими структурами, стремятся поставить их под свой контроль, в том числе и через официальные органы духовного управления. Но под этой почвой прорастает и недовольство «государственной машиной по управлению религией». Возникают альтернативные мечети, приходы и объединения. Возникают самые разные течения, которые в недавнем прошлом не имели своего хождения в регионе.

Власти государств Центральной Азии все исламские течения, которые не контролируются официальными органами, считают ваххабитскими в самом широком смысле, прежде всего как экстремистские организации. Даже в том случае, если приверженцы этих течений не имеют реальной разветвленной организации, политических целей и конфликтов с властями. И в немалой степени этому способствует обучение молодежи в религиозных исламских центрах за пределами СНГ. Парадокс в том, что зачастую казахская, кыргызская, узбекская, российская молодежь получает исламское образование вкупе с новыми политическими идеями и практикой. Более того, молодые люди попадают в тренировочные лагеря исламских боевиков. Выезд для совершения хаджа также активно используется для вербовки новых сторонников экстремистских организаций. Эта проблема волновала власти Российской империи, также как и волнует власти СНГ сегодня. Например, в 1876 году в переписке между Оренбургским генерал-губернатором и губернатором Тургайской области отмечалось: «Многие из русских мусульман, а также бухарские хаджи, возвращаясь из Мекки привозят с собою и распространяют в пределах России значительное количество книг, издаваемых в Турции, содержание коих остается неизвестным правительству; а так как многие из этих книг могут оказать вредное влияние на настроение магометанского населения России и поселить в среде его понятия не соответствующие целям правительства, о чем я сообщал г. министру внутренних дел, что, по мнению моему, было бы необходимо учредить относительно ввозимых в империю мусульманских книг цензуру, какая установлена вообще для иностранных изданий…» (Ислам в Казахстане: паломничество (XIX- начало XX в.) Сб. материалов. Алматы, 2009, С. 228).

Студенты, прежде всего талибы в Афганистане, уже показали практическое применение своих знаний. Теперь этот опыт готовы использовать и студенты-мусульмане из Центральной Азии и России.

Но горючим материалом является все-таки экстремистские организации, такие как Исламское движение Узбекистана. Практически большинство аналитиков отмечают, что движение восстало из пепла. Представители народов Центральной Азии составляют большинство боевиков, агитаторов движения. И не нужно обольщаться названием. Движение отнюдь не ограничивается Узбекистаном. Под прицелом вся Центральная Азия и все режимы. Различные организации, пока занимающиеся пропагандой, в том числе и нелегальные или запрещенные государственными органами, ведут свою работу не только в традиционных центрах ислама – Узбекистане и Таджикистане, но и по всей территории Казахстана, Кыргызстана, Туркменистана, Поволжья, Сибири. «Хизб –ут-Тахрир» среди них - наиболее влиятельная. И хотя эта организация придерживается мирных методов, но в долгосрочной перспективе это влияние на умонастроения населения, что непредсказуемо по последствиям Медленная революция в умах может быть гораздо опаснее быстрой вспышки возмущенных масс.

Для них правящие режимы являются враждебными по нескольким причинам. По их мнению, постсоветские правители так и остались атеистами. Обращение к исламу для нынешних руководителей является политическим шагом во имя достижения популярности, а не внутренним убеждением. Поэтому современные правители Центральной Азии, несмотря на демонстрируемую приверженность исламу, на деле являются противниками веры. Кроме того, все режимы поддерживают американцев в борьбе против ислама, в том числе и в Афганистане. Если тридцать лет назад СССР, откуда вышли все современные лидеры Центральной Азии, был врагом номер один, то теперь это место заняла Америка. Союз с безбожным государством и поддержка его в войне против правоверных означает необходимость свержения власти предателей веры.

Смогут ли эти группы зажечь огонь исламской революции в Центральной Азии? Это важный вопрос, поскольку означает возможность экспорта исламской революции. Но история показывает, что однозначного ответа на этот вопрос не существует. Даже в условиях серьезных социальных, экономических и политических проблем, продвижение партизанских отрядов вовсе не гарантирует поддержку населения. Если вспомнить историю партизанского движения, то немногочисленная группа сторонников Фиделя Кастро со временем превратилась в партизанскую армию и уничтожила диктатуру Батисты на Кубе. Эрнесто Че Гевара попытался повторить этот успех в Боливии, которая считалась вполне созревшей для революции. Наблюдался застой в обрабатывающей промышленности, военные расходы росли за счет сокращения ассигнований по линии министерства экономики, планирования и сельского хозяйства. К середине 1967 года из 422, 3 тысяч самодеятельного населения в основном в городах страны 55,9 тысяч были безработными, т.е. 13,2 процента от численности всей рабочей силы. Боливийское правительство получало от добычи олова лишь 20 процентов прибыли. 80 процентов шло в карманы монополистов. 23 марта 1967 года произошло первое столкновение между отрядом Че Гевары и правительственными войсками. Против повстанцев были задействованы 4-ая и 8-ая дивизии и специальные силы. Несмотря на героическое сопротивление, партизанское движение потерпело поражение. И главным было не численное превосходство войск правительства. Че Гевара отмечал в своем дневнике, что партизан не поддержали крестьяне, простые боливийцы. После гибели Че Гевары в Боливии возникла по образцу партизанских отрядов Армия национального освобождения, которая действовала в городах. Но и она также не пользовалась поддержкой населения. (Сашин Г.З. Боливия. Очерк новейшей истории. М. Мысль, 1976, С.132-135).

Часто используемый тезис о том, что существующие авторитарные режимы в Центральной Азии являются препятствием для исламистов. Но так ли это на деле? Конечно, позиции исламистов достаточно существенны. Но их нельзя считать определяющими. Практически ни в одном серьезном конфликте – от Андижана до забастовок в Казахстане, исламисты не проявили себя как ведущая политическая сила. Более того, две революции в Кыргызстане также прошли на вполне светской политической основе. Даже если говорить о наращивании мускулов реальными исламистскими организациями, необходимо иметь в виду что авторитарные режимы способствуют этому процессу. Подавление светской оппозиции, любого инакомыслия, независимой прессы сужает политическое пространство. Отсутствие реальной возможности не только реализовать альтернативные политические платформы или настроения загоняет протестные настроения в подполье, накапливает горючий материал. Невозможность даже выразить свое мнение подталкивает население к поиску альтернатив. В сельских обществах, основанных на традиционных отношениях, это в первую очередь обращение к исламским религиозным ценностям.

У протестующих в большинстве случаев, когда нет вполне законных возможностей проявлении недовольства против несправедливости, когда существующая политическая оппозиция являются частью системы или влачит жалкое существование, остается выход в поиске новых, прежде всего силовых методов борьбы за свои права. Поэтому авторитаризм создает условия для роста альтернативных исламистских организаций.

Конечно, исламизацию политики ни в коем случае нельзя преувеличивать. Даже события в Магрибе показывают, что в реальности сила исламистских политических ортодоксальных организаций чрезвычайно преувеличивается. Но в определенных условиях именно они могут встать во главе процесса освобождения от коррумпированных режимов. Не стоит забывать уроков исламской революции в Иране.

Существует ли экспорт революции в государства СНГ – вопрос мировоззрения читателя. Некоторые просто уверены в том, что враг не дремлет и постепенно «выбивает» из сферы влияния России все новые и новые государства. Прибалтика ушла на Запад, и с этим еще можно было как-то мириться. Было понятно, что литовцы, латыши и эстонцы всегда хотели жить самостоятельно, они принадлежали другому миру и цивилизации. Но вот «предательство» Украины и Грузии нанесло сильный удар по интересам России. Во всяком случае, так считают русские почвенники. Многочисленные издания уверяют в том, что украинской нации не существует, а различия между украинцами и русскими обусловлены происками внешних врагов – от австрийских генштабистов до Советской власти, которая признала самобытность Украины. Грузии вообще могло бы не быть, если бы Россия не спасла ее от южных соседей. Или, во всяком случае, единой грузинской нации не существует, а потому это страна не имеет права на самостоятельное существование. Оставшиеся союзники – Казахстан, Белоруссия – подвергаются нападкам западных сил, которые уже пытаются осуществить в этих странах «оранжевый сценарий». Если для Александра Лукашенко это прямая и явная угроза, то для Казахстана все-таки более реальной является возможность осуществления исламской революции.

И все дело в том, что котел внутреннего недовольства все более и более готов к взрыву. Выступления в Жанаозене и других регионах Казахстана показывает, что градус недовольства стал очень высоким. Но проблема еще и в том, что нет никаких возможностей для того, чтобы направить это недовольство в русло переговоров, поиска компромисса. Опыт Ирана подсказывает, что «если ислам не становится последним прибежищем оппозиции авторитарному режиму, вероятность победы исламского экстремизма невелика». Иначе говоря, если дело не дойдет до крайности, вряд ли люди начнут искать спасение от коммунизма в исламском фундаментализме иранского толка». (РЖ Востоковедение и африканистика. М,, 1996, № 2, Серия 9, С. 47).

Все пять республик Центральной Азии являются светскими, в то же время исламскими. По мнению аналитиков на заре независимости перед ними была альтернатива – иранский, фундаментальный исламский или турецкий светский путь развития. Возможность построения демократического, авторитарного государства не рассматривалась. За двадцать лет картина все-таки изменилась. Безальтернативным оказался авторитарный вариант с разной степенью восточного налета. Сегодня старые прогнозы вновь повторяются. Основная угроза – падение существующих режимов, поскольку после них неминуемо будет установлено господство исламистов и установлен халифат. При этом практически все российские эксперты считают своим долгом припомнить, что движение Талибан и аль-Кайеда имеют американские корни. Естественно, что вопрос о развитии демократического сценария вновь не рассматривается.

Но все-таки народы и государства не только объекты, но и субъекты политики. И перспективы исламской революции далеко не так однозначны, как кажется. До создания современных исламских государств существовала идеальная картина будущего устройства. В ней было место даже иноверцам. Но правление революционных мулл в Исламской Республике Иран показало свои отрицательные стороны. Уже существует достаточно широкий слой людей, крайне недовольных ортодоксальным правлением духовных лидеров. Еще более отрицательные черты практики исламского государства показал афганский опыт. Жестокость талибов настроила общественное мнение против боевиков. Поражение талибов после победного шествия по Афганистану говорит о многом. Желание стабильности, законности, порядка которые привлекли на их сторону население, столкнулось с многочисленными запретами, фундаментальными принципами, которые противоречили обычаям народной жизни,

Несвобода, особенно если она приходит под лозунгами освобождения, особенно мучительна, поскольку влечет за собой разочарование и гнев. Свобода, которая возвращает в прошлое, означает движение без альтернатив. А это уже несвобода.

Движение Талибан использовало для внедрения собственных представлений об идеальном государстве силу и жестокость. Фанатики во все времена отличались безразличием к судьбам людей. Убийства, казни надругательства над национальными чувствами отвратили от них население. Популярность «Талибана» упала до самого низкого уровня. Опрос, проведенный Центром «Пью» в рамках проекта Global Attitudes показал, что 51% респондентов относятся к ТТП отрицательно и лишь 18% - положительно. Отвечая на вопрос о «Талибане», 65% выразили отрицательное мнение и только 15% - положительное. В 2008 году 27% респондентов относились к «Талибану» положительно.

Крушение теорий национализма и арабского социализма, можно даже сказать, исламского социализма, произошло в результате поражения арабов в шестидневной войне 1967 года. Массы испытали шок от того, что потерпели поражение в войне с маленьким государством. Но еще большим разочарованием стало крушение идеи национализма. Победить можно только сообща. Общая идея – ислам. С этого момента начинается ренессанс ислама в арабском мире. Идея единства на основе религии подверглась испытанию во время попыток создать единое мусульманское арабское государство. Но Раскол АРЕ, войны и столкновения между исламскими государствами все-таки не смогли поколебать рост идеи единства перед угрозой со стороны Запада, а затем и Советского Союза, оккупировавшего исламский Афганистан.

Современная революция арабского мира - это крушение идеи исламизма, патернализма и вождизма, которые сплелись на основе борьбы на национальное освобождение, когда сформировались современные государства, управляемые вождями-отцами народов, такими как Насер, Бургиба, Бенджедид и их наследниками – Мубарак Ибн Али и другие. Разочарование в исламе, который не только не привел к победам в борьбе с внешними врагами, но и не смог решить острые социальные проблемы внутри стран, наглядный пример последствий исламской революции в шиитском Иране, краткое правление талибов в Афганистане. Более того, современный мир привел к росту образованности населения, посеял семена индивидуализма, идеи личной свободы и прав, которые пришли в несоответствие с реальной практикой арабских государств.

И это цивилизационный кризис.

Рост численности сторонников радикального ислама происходит постоянно по всему региону. По данным МВД Таджикистана, в 2010 году в стране были задержаны более 100 сторонников запрещенных исламских группировок. Сегодняшний власти Узбекистана и Казахстана избрали путь силового решения проблемы. Боевики уничтожаются силами специального назначения. Верующие, заподозренные в приверженности радикальному исламу, подвергаются тюремному заключению. В Узбекистане люди могут быть обвинены в радикальном исламизме по внешнему признаку – наличию бороды, соблюдению мусульманской обрядности. Власти Казахстана ведут активную работу против ношения девушками и женщинами хиджаба. Но все это не дает пока реальных результатов. В течение двадцати лет возник огромный слой населения, приверженного идеям чистого ислама, которые не имеют реальной возможности выразить свои религиозные и политические взгляды. Для них есть только один путь – консолидация и борьба за права, поскольку государством они рассматриваются как враги.

Этот путь прошел Таджикистан, где произошла легализация Партии исламского возрождения (ПИВТ). И таджикский ученый исламовед Абдулло Хаким Рахнамо считает, что «…сегодня ПИВТ играет роль легального канала социализации огромного потенциала политического ислама в Таджикистане и, таким образом, вносит свой вклад в укрепление национальной безопасности. Многие из граждан, которые хотели бы участвовать в политике именно как исламские активисты, сегодня имеют возможность реализовать это через ПИВТ. Но, вступая в эту легальную партию, они постепенно социализируются, осваивают политическую культуру, отходят от радикальных позиций и т.д. Без ПИВТ мы бы столкнулись с массовым проявлением радикализма и с исламским активизмом исламского характера» (Азия плюс, 13.06. 2011, Дамир Гафуров). Конечно, этот шаг в условиях усиливающейся диктатуры президента Эмомали Рахмона, может и не дать желаемых результатов. Но это путь к сотрудничеству, снижению радикальных настроений.

И в этом утверждении есть доля здравого смысла. Примером может послужить Афганистан. Здесь происходит процесс привлечения к управлению страной, регионами руководителей местных общин. Экономическая политика и общее состояние приводят к тому, что племенные вожди стремятся к миру, в том числе и для получения экономических дивидендов. «Теперь племенные старейшины понимают, что должны убедить антиправительственных боевиков сложить оружие и прогнать иностранных боевиков из своих районов, а также помогать местной администрации установить мир в своей области, - сказал «Средней Азии в Интернете» Дауд Ахмади, пресс-секретарь губернатора провинции. - Немногие оставшиеся боевики тоже хотят отказаться от насилия и сдаться ... через посредничество местных племенных старейшин». Дело в том, что правительство реализует программу строительства дорог, оживления торговли, строительства, которые приносят прибыль. Но все это нуждается в мире и безопасности. Постепенно боевики, уставшие от многолетней войны, отказываются от вооруженной борьбы. Это еще не переход на сторону правительства, но уже первый шаг к миру.

После окончания военной операции, началась фаза формирования мирной экономики Афганистана. Многолетнее производство наркотиков, как единственного способа существования афганских крестьян, постепенно замещается выращиванием продуктов питания, участием в строительстве и торговле. Это долгий путь, но все-таки имеющий перспективу. И это еще не демократия. Но это движение к ней, которое имеет разную скорость и специфику.

Асылбек Бисенбаев, специально для «Ферганы.Ру»