Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Узбекистан: Общество дистанцируется от возможно реального желания власти что-то изменить (видео)

Узбекистан: Общество дистанцируется от возможно реального желания власти что-то изменить (видео)

Какие перемены произошли в Бухарской области Узбекистана в связи с недавней сменой главы администрации? Каковы успехи «правового эксперимента», осуществляемого в Бухаре и Самарканде? Как трудовая миграция отразилась на устоях патриархальной узбекской семьи? Об этом и о многом другом - в интервью с руководителем Бухарского гуманитарно-правового центра Шухратом Ганиевым.

Говоря о смене руководства Бухарской области, случившейся в декабре 2011 года, Ганиев отметил, что ситуация с бывшим хокимом (главой областной администрации) Самойдином Хусеновым примечательна тем, что «верхи» вдруг обратились к представителям гражданского общества за сотрудничеством в освещении событий.

- Дело в том, что старый хоким своим репрессивным стилем правления достал абсолютно всех, - рассказывает Ганиев. - Это был вариант посткоммуниста-номенклатурщика, который любил проводить собрания по ночам, бить кулаком по столу, ругать бессловесных фермеров. При этом в области процветала коррупция колоссальных размеров, в которой были задействованы его сыновья. Но когда произошел арест Хусенова и его родственников, официальная пресса больше говорила о деяниях его сыновей. Так, например, старший сын хокима под покровительством отца занимался вымогательством в пенсионном фонде, фактически оставляя стариков без пенсии, о чем говорилось в местных телепередачах...

На смену Хусенову пришел постоянно-временно исполняющий обязанности хокима области господин Эсанов, которого я бы назвал серой личностью. Этот человек, работал в министерствах ирригации, сельского хозяйства. Говорят, он хороший инженер, но как хоким, он пока не оправдал надежд населения области. Люди не почувствовали особых перемен. Смена власти опять же пока, к сожалению, не изменила сложившуюся с годами и существующую параллельно с законом систему негласных правил, устоев, с которыми сжилась определенная часть общества. Говорю о семейных кланах, проворачивавших в тени бывшего областного лидера свои дела в сфере бизнеса, в банковских структурах и т.д. В целом же эту ситуацию можно спроецировать и на всю страну.

- Между тем в Бухарской и Самаркандской областях с мая текущего года проводится так называемый «правовой эксперимент» по апробации законопроекта «Об открытости деятельности органов государственной власти и управления»?

- У нас в регионе открыта «горячая линия», в том числе, виртуальная, по которой граждане могут подавать обращения, а чиновники должны быстро их принимать и рассматривать. В связи с этим мы провели исследование среди молодежи, насколько изменилась ситуация в области со сменой власти и проведением «эксперимента». Смысл ответов более двух третей опрошенных из числа студентов бухарских вузов, безработной молодежи, случайных людей на улице, сводится к тому, что это «игры на которые не стоит обращать внимания». И здесь тревожит то, что общество дистанцируется от возможно реального желания власти что-то изменить. Оно еще не готово быть союзником власти в социальных изменениях, не веря в то, что делает государство, занимая позицию «не будем вмешиваться ни во что, а только наблюдать». Пожалуй, это тот краеугольный камень, в который упирается ситуация в нашей стране. Такое пассивное отношение является питательной средой для различных радикальных групп. Особенно сегодня.

- И все же, какие-то изменения в регионе происходят?

- Скажем так, определился некий статус-кво чиновников, оставшихся на свободе и при своих должностях. При этом надо отметить, что в Бухаре прекратились несанкционированные варварские разрушения домов в частном секторе. Большое количество домов было разрушено якобы по приказу хокимията, с разрешения областного управления архитектуры. Людей незаконно переселяли на окраину Бухары без предоставления равноценного жилья, или же просто выделяя кусок земли под строительство и мизерную денежную компенсацию, о чем я неоднократно писал. Власть сегодня делает попытки показывать свою транспарентность через СМИ, через областное телевидение, где в передачах довольно откровенно говорится о тех или иных нарушениях. Фискальные структуры, милиция, являющиеся своеобразным индикатором, стали работать более «подтянуто», коррупция заметно пошла на убыль. До реальных изменений пока далеко, но начало положено.

- При этом Бухарская область занимает одну из лидирующих позиций по количеству выезжающих в Россию трудовых мигрантов?

- Еще в 1999 году на Варшавском саммите БДИПЧ я впервые озвучил приблизительную цифру в 3,5 миллиона трудовых мигрантов из Узбекистана, выезжающих на заработки в Россию, за что был поднят на смех активистами гражданского сообщества, которые говорили: «да не может такого быть!» (По данным официальных структур, в России постоянно находится более 2,6 млн мигрантов из Узбекистана. - прим. ред.) В то время у нас мало уделяли внимания стремительному росту трудовой миграции, которая сегодня является одной из важных составляющих экономики Узбекистана. По нашим данным, только в Бухарской области от 300-350 тысяч человек, которые выезжают на заработки в Россию. Существует два типа трудовой миграции. Это сезонные рабочие, выезжающие на лето или по договору с работодателем на срок до шести месяцев, и постоянно-сменные, когда человек приезжает на место, налаживает контакты, а потом уже вызывает на работу членов семьи.

- Миграция образует довольно крупные узбекские диаспоры в России. Что происходит в их среде?

- Мы проводили опросы в крупнейшей Санкт-Петербургской диаспоре, объединяющей более 50-ти тысяч узбеков под эгидой землячества «Умид», которое так или иначе контролирует инфраструктуры, где задействованы наши граждане, помогает им. Вместе с тем, как мне рассказали в руководстве землячества, в узбекской диаспоре прослеживается региональное неприятие друг друга. Бухарцы и самаркандцы создают одни союзы, жители Ферганской долины – Намангана, Андижана – другие, Сурхандарья и Кашкадарья – третьи, и так далее. Те, кто пытаются консолидироваться на языковой основе, например, мигранты из Таджикистана и жители Бухары, говорящие на «бухарском наречии» дари, являющимся диалектом таджикского фарси, не приветствуются в среде эмигрантов, говорящих на узбекском языке. Причем, люди старшего поколения в этой ситуации более терпимы, и, несмотря на страну происхождения, как-то дружнее держатся между собой, нежели молодежь, выросшая после обретения суверенитета. Эта враждебность, видимо, является следствием тех лет, которые мы пережили, за которые выросло целое поколение, отделенное границами от некогда дружественных республик. С годами это размежевание, на мой взгляд, будет лишь усугубляться.

- Как трудовая миграция отражается на узбекских семьях, на их традиционно патриархальном укладе?

- Очень важный момент, который миграция привнесла в институт семьи - снижение статуса мужчины-кормильца. Сейчас у женщин, уехавших на заработки в Россию, шансов заработать больше, чем у мужчин. К женщинам меньше придирок со стороны российских фискальных органов, милиции с регистрацией, радикально настроенных групп молодежи. Сегодня более 60-ти процентов узбекских мигрантов составляют именно женщины, становящиеся основными кормильцами, что, в свою очередь, отрицательно сказывается на узбекской семье. (По данным ФМС России, женщин-мигрантов из Узбекистана — значительно меньше, чем мужчин. - прим ред.) В нашей стране роль кормильца в семьях с патриархальным укладом традиционно принадлежала исключительно мужчинам, хотя на самом деле это уже давно не так. Женщины становятся материально независимыми от мужчин, и сейчас наблюдается огромное количество разводов в семьях, как в городах, так и в селах, что раньше было большой редкостью. Но бывает и так, что люди, уезжая на долгий срок, создают вторую семью, причем все об этом знают, поскольку живут во вновь сложившихся диаспорах. Их жены или мужья на родине также знают об этом, но ничего сделать не могут.

- Что отражается и на их детях…

- Безусловно, если раньше в махалле (традиционном восточном квартале. - прим. ред.), где все друг друга знали, дети находились под контролем взрослых, то сегодня, когда большинство из них уезжает в Россию, классические устои семьи поддерживать некому. Функции родителей берут на себя престарелые дедушки и бабушки, либо близкие или дальние родственники, оставшиеся в кишлаке. Естественно, что никто не может заменить детям отца и мать.

Предоставленные самим себе дети, бывает, вынуждены самостоятельно зарабатывать на жизнь. В 2010 году мы проводили ежемесячный опрос на рынке в Бухаре, среди ребят, работающих носильщиками, подносчиками. Их число за тот год выросло в несколько раз. В основном, это были сельские дети, которые ушли из школы, когда престарелые дед или бабушка не в состоянии были уследить за ними. Причем, отношение к тому, откуда у ребенка деньги, все больше меняется от категорического неприятия самого факта детского труда, до одобрения: мол, молодец, работаешь как взрослый.

Социальные изменения отражаются и на сознании городской молодежи. Мы проводили исследования среди ребят, поступавших в вузы: более 40 процентов из них намерены после получения диплома уехать на заработки в Россию, а вернувшись через несколько лет, купить себе какую-нибудь хорошую должность. Устроиться на хорошее место, имея диплом, по их словам, можно лишь за солидную взятку.

- Еще одной проблемой, связанной с миграцией, является рост проституции?

- Миграция подхлестнула проституцию и вывела ее за пределы страны, она стала видимой потому, что об этом заговорили в других странах. То есть, мы знаем, что женщины занимаются проституцией в Арабских Эмиратах, России и прочих странах. Но проституция всегда была, есть и в самом Узбекистане. Другое дело, что эти освещаемые мировыми СМИ проблемы стали в последнее время доступными благодаря интернету. С нашей стороны последовала реакция, мол, о наших женщинах там говорят плохо, давайте бороться. А почему не боролись раньше, не искореняли это явление все прошлые годы? И вообще, возможно ли искоренить проституцию как явление?

Мнение о том, что проститутки в миграции получают якобы легкие деньги, привело к созданию инфраструктуры, в которой есть покровители системы, продавцы, покупатели, потребители и, на самом низовом уровне, та группа женщин, которую используют. Но эта схема не нова, она существовала всегда и в других странах. Самое страшное, что наше общество становится терпимее к этому явлению. Если раньше узнавали, что кто-то занимается проституцией, то вокруг таких женщин тут же образовывался вакуум среди родственников и ближайшего окружения. Сегодня же секс-работницы, напротив, приобретают уважительный статус в узбекском обществе. О них говорят с придыханием: «А вы знаете, она поехала в Дубаи, и теперь у нее шикарный участок, машина», а еще она может «устроить на работу». И это мои соотечественники, для которых занятие проституцией было падением, которое не прощалось никогда. Из поколения в поколение люди рассказывали о такой семье, и она была изолирована в махалле. Вот что самое страшное, и о чем государству нужно начинать говорить с обществом.

С другой стороны, мы должны отойти от классического понимания проституции как продажи себя всем. В последнее время получило распространение такое явление, как скрытая, завуалированная форма проституции, растущая в геометрической прогрессии. В Иране, например, существует так называемый трехдневный брак по устному соглашению. Женщины, выезжая туда, проходят религиозный ритуал, а мужчины, удовлетворив сексуальные потребности и расплатившись, устно расторгают брак. Женщина свободна и может спокойно заключать подобный «брак» уже с другим мужчиной. То же самое происходит и в России, и у нас. А что это, как не завуалированная форма проституции, не самообман, попытка утвердиться в том, что женщины и мужчины не занимаются ничем запретным? Еще раз повторю, страшно, что общество начинает принимать эти правила, ссылаясь на то, что не были нарушены законы шариата и человек «честно» имел мужа или жену.

Я намерен провести исследование на эту тему. Нам нужно отойти от стереотипных взглядов, поскольку это не тот классический вариант европейской проституции, когда женщина выходит на панель. Сегодня именно скрытый вид проституции приобретает размах и об этом нужно говорить, как-то решать эту проблему.

- Но в Узбекистане есть и другие явления, к примеру, проблема гомосексуализма, о которой не принято говорить открыто, в отличие от России, где, тем не менее, наблюдается рост гомофобных настроений.

- Узбекистан входит в число стран, где за мужеложство предусмотрено уголовное наказание. Старая советская статья практически без изменений перекочевала в уголовное законодательство нашей страны. О каких правах сексуальных меньшинств можно говорить, если все уже прописано в законодательстве. Другое дело - отношение самого общества к этому явлению. С установлением советской власти началось преследование гомосексуализма, и у населения со временем выработалось остро негативное отношение к этому явлению. Нужно отметить, что не столько религия, а именно государственная идеология жестко пресекала проявления гомосексуализма. Поэтому, как и советское общество не воспринимало равенства сексуальных меньшинств, так и современное общество в Узбекистане нравственно их не воспринимает. Более того, до сих пор существующая в нашей стране правовая норма, карающая однополую любовь, поддерживается большинством населения.

К примеру, когда на конференции в Бухарском университете был затронут вопрос о сексуальных меньшинствах, многие студенты высказывались, что «с ними нужно бороться». А как же демократия, либеральные нормы, вы же только что говорили о «конвенции», «гражданском пакте», «правах человека» и так далее, задавал я вопрос молодым людям... И такое мнение о сексуальных меньшинствах вы можете услышать и в городе, и в сельской местности, от разных слоев населения Узбекистана. И, конечно, совершенно невозможно представить, что в Ташкенте или Бухаре когда-нибудь может состояться гей-парад (смеется). Я думаю, их просто разорвут в клочья, даже не силовики, а сами люди. Такое отношение к представителям ЛГБТ свойственно и другим среднеазиатским странам – Туркменистану, Таджикистану, поскольку мы «дети» одной «матери», продукт развала огромной империи, в которой однозначно формировалось негативное отношение к сексуальным меньшинствам. Думаю, что в этом отношении мы недалеко ушли от России, c той лишь разницей, что эти явления, которые у нас были и есть, никогда не будут открыто обсуждаться и демонстрироваться …

Беседовал Павел Кравец

Международное информационное агентство «Фергана»