Узбекистан: Война Ислама Каримова с исламом радикальным
Двадцать седьмого января 2013 года вступило в силу постановление Кабинета министров Узбекистана «О мерах по совершенствованию порядка осуществления деятельности в сфере изготовления, ввоза и распространения материалов религиозного содержания». Оно представляет собой не что иное, как ужесточение и без того практически тотальной цензуры материалов религиозного характера. По сути, перед нами еще одно свидетельство актуальности проблемы светско-религиозных отношений в стране. Проблема эта имеет довольно длинную по постсоветским меркам историю, а своими корнями вообще уходит в глубокую древность, предопределившую своего рода центральное место Узбекистана в религиозно-духовной жизни всей бывшей советской Средней Азии.
Еще на рубеже 80-х и 90-х годов XX века, с самого начала «исламского бума» в среднеазиатских республиках СССР, власти Узбекистана почувствовали опасность исламского фундаментализма, поскольку выдвигаемые исламистами идеи социальной справедливости встречали поддержку значительной части населения. С обретением независимости исламизация, в том числе экстремистского характера, приобрела еще большие масштабы, причем наиболее отчетливо рост исламского фундаментализма проявился в Ферганской долине. Официальный Ташкент ответил жесткими мерами. Правда, начатые узбекскими властями репрессии ударили не только по религиозным экстремистам, но и «широким бреднем» довольно свирепо зацепили вполне умеренных, но независимых исламских деятелей, а также множество рядовых священнослужителей и простых верующих. Кроме того, под раздачу попали религиозные меньшинства. При отсутствии в Узбекистане светской национал-демократической оппозиции, которая стараниями президента Ислама Каримова оказалась либо в тюрьмах, либо в эмиграции, оппозиционную нишу заполнили исламисты, чьи действия в условиях постоянного усиления репрессий приобрели откровенно террористический характер.
Авангардом исламистского подполья стало Исламское движение Узбекистана (ИДУ). Пройдя сложные этапы зарождения в полулегальных общественных объединениях, ИДУ с течением времени превратилось в военную структуру, способную не только на отдельные террористические акты, но и на достаточно масштабные боевые операции. Кровавое подавление режимом Каримова волнений в Андижане в 2005 году, к которым, видимо, были причастны исламистские структуры, и последовавшая вслед за этим волна жестоких преследований, а также разгром войсками НАТО отрядов ИДУ в Афганистане существенно ослабили исламистское подполье. Однако вряд ли можно считать установившуюся «стабильность» необратимой - упор только на подавление способен лишь загнать проблему вглубь и даже подхлестнуть радикализацию населения. Тем более, что социально-экономическая ситуация в стране по-прежнему не внушает оптимизма.
Религиозная специфика
Территория нынешнего Узбекистана издревле является своего рода «духовной метрополией» для мусульман всей Центральной Азии. Здесь находятся такие важнейшие религиозные центры, как Самарканд, Бухара, Хорезм, чья история связана с именами весьма почитаемых в исламе богословов, философов и правоведов. В Узбекистане множество исламских святынь и так далее. Даже во времена СССР значительная часть местного населения, особенно сельского, отличалась повышенной, по советским меркам, религиозностью и продолжала придерживаться традиционного образа жизни. В Ташкенте находилось общее для всех среднеазиатских республик Духовное управление мусульман, именно в Узбекистане, в основном, готовились религиозные кадры для всей советской Средней Азии. Следует также отметить, что помимо «государственных» мечетей в республике существовали и подпольные, где имамы-самоучки обучали людей основам Корана. Значительное влияние на религиозную жизнь в республике оказала и советская интервенция в Афганистан – являясь главной тыловой базой советских войск, Узбекистан не мог не почувствовать на себе идейного влияния джихада (борьбы), который вели против советской оккупации афганские моджахеды, включая единокровных жителям Узбекистана афганских узбеков и таджиков. Да и советские солдаты «мусульманских» национальностей, возвращаясь на родину, безусловно, привозили домой кое-какие идеи и религиозную литературу.
По некоторым данным, начиная со второй половины 80-х годов, в Ферганской долине стало расти число подпольных религиозных школ, которые при помощи Саудовской Аравии превращались в настоящие религиозные центры. Появлялись местные авторитетные религиозные лидеры, например, Мухаммаджон Хиндустани (Рустамов) (1892–1989), еще в брежневские времена в частном порядке обучавший учеников без разрешения государственных органов. Одним из его современников был шейх Мухаммад Содик Мухаммад Юсуф, ректор Исламского института в Ташкенте, затем последний муфтий советского времени и первый муфтий независимого Узбекистана. Другой религиозный лидер того периода - шейх Абдували-кори (Мирзаев). Его труды до сих пор пользуются популярностью среди узбекских джихадистов (сам Абдували-кори таинственным образом исчез в 1995 году).
Все трое придерживались разных интерпретаций ислама и его роли в обществе. Хиндустани считал, что принципы терпимости являются неотъемлемой частью ханафитского учения, и основное внимание обращал на выживание ислама в неблагоприятных условиях. Абдували-кори, которого называли фундаменталистом или «салафитом», обращал внимание на то, что считал разложением местных ханафитских традиций. Заявляя о своей приверженности ханафитской школе, шейх Мухаммад Юсуф проповедовал, что мусульмане должны стремиться к согласию в рамках веры, преодолевая национальные границы. Все трое критиковали бытовой или народный ислам, считая его не более чем суеверием.
Эти расхождения в определенной степени отражали тот факт, что «узбекский вариант» ислама никогда не был неким религиозным монолитом, хотя свыше 90 процентов мусульман Узбекистана (узбеки - 80 процентов населения, таджики – 5 процентов, казахи – 3 процента, каракалпаки - 2,5 процента, татары - 1,5 процента) официально считаются принадлежащими к лишь к одному мазхабу суннизма - ханафитскому.
Тем не менее, специалисты отмечают, что, например, в Мавераннахре (регион между Амударьей и Сырдарьей) было время, когда несколько более жесткий шафиитский мазхаб соперничал по популярности с ханафитским и в итоге оказал влияние на местные ханафитские традиции. Население северо-западных и западных районов Узбекистана - потомки тюрко-монгольской ветви узбекского народа и бывшие кочевники, - приняли ислам достаточно поздно и в упрощенном, «номадическом» варианте (за исключением Хорезма, имеющего гораздо более древние исламские традиции). Поэтому в ряде степных и пустынных регионов (Кашкадарьинская область, Карши) ислам является «народным» и воспринимается скорее как традиция, а не как идеология. В крупных же городах (Ташкент и особенно Бухара), где проживали купцы и ремесленники, относившиеся к религии прагматично, доминирует традиционный ханафитский ислам весьма умеренного толка. К тому же в городах больше образованных людей, а потому «городской» ислам носит, условно говоря, более «интеллектуальный» характер.
Особый случай – Ферганская долина, представляющая собой достаточно специфический в религиозном плане регион. Среди местного узбекского населения долины с ее менее развитой социально-экономической инфраструктурой, по мнению ряда исследователей, всегда были сильны позиции ханбалитского мазхаба – самого «сурового» и наименее толерантного направления суннизма. И когда во второй половине 1980-х годов началось проникновение в регион салафитских идей, которые базируются как раз на ханбалитском мазхабе, то именно в Ферганской долине он нашел наиболее благодатную почву.
С ослаблением контроля со стороны советской власти там происходила легализация и стремительное увеличение возникших в подполье религиозных школ, сопровождавшееся усилением их контактов с зарубежными мусульманскими организациями, прежде всего, из Саудовской Аравии. В результате из школ традиционного, хотя и подпольного, ислама они все быстрее превращались в религиозные центры радикального толка, в программу которых входила пропаганда собственных социальных и политических взглядов. Заявления о якобы исходящих от «чистого ислама» социальной справедливости и имущественного равенства внушали верующим тезис о необходимости тотального религиозного контроля над жизнью граждан, а также несли дух крайней нетерпимости и враждебности ко всем прочим религиям. Несколько позднее идеология и практика этих центров наиболее отчетливо проявилась в деятельности движения «Адолат» («Справедливость»), созданного в 1991 году в Намангане.
Представление о мусульманской общине Узбекистана было бы неполным без упоминания шиитов (порядка 1 процента населения), в основном проживающих в Самаркандской и Бухарской областях. По версии ряда историков, большинство бухарских шиитов – этнические иранцы и потомки рабов, которые были похищены туркменскими племенами в Персии. Самаркандские шииты в подавляющем большинстве являются азербайджанцами и потомками воинов, служивших персидскому шаху Надиру, который вторгся на территорию современного Узбекистана в XVIII веке. Как и везде в исламском мире, взаимоотношения шиитов с суннитами и государством не лишены определенных сложностей.
Христианство на территории Узбекистана известно с V века, но в конце средневековья было практически уничтожено, и лишь после российского завоевания здесь появляются церковные структуры для пришлого христианского населения, в основном православного. И сейчас большинство узбекистанских христиан (порядка 5 процентов населения, в основном русские) – прихожане РПЦ. Среди других направлений христианства, имеющих на территории Узбекистана достаточно длинную историю, – католицизм (Апостольская администратура с Храмом Святейшего Сердца Иисуса в Ташкенте), лютеранство (Евангелическо-лютеранская церковь Узбекистана) и баптизм (23 организации, 3800 верующих). Однако интенсивная эмиграция европейского населения в 1990-х годах привела к сужению этнической базы ряда «исторических» для страны христианских конфессий – православия (русские), католицизма (поляки, немцы) и лютеранства (немцы).
В то же время в Узбекистане резко активизируются относительно новые для страны протестантские конфессии евангелического толка - адвентисты, пятидесятники, Корейская христианская церковь, Новоапостольская церковь и другие. В отличие от «исторических» для Узбекистана ответвлений христианства, этим конфессиям присущ активный прозелитизм, не ограниченный никакими этнокультурными рамками. Правда, в наибольшей степени их активность затронула местную корейскую диаспору, вместе с тем прихожанами этих церквей стало и немало и представителей мусульманских народов Узбекистана - крымских и казанских татар, а также тех, кто может считаться мусульманами по одному из родителей. Для всех них принадлежность к подобным полиэтническим религиозным общинам позволяла сохранять выработанные у них с детства стереотипы вненациональной идентичности.
Миссионерская деятельность евангелических церквей распространялась также и на «титульное» население, они готовились к чтению проповедей на узбекском языке. Впрочем, даже в период миссионерского бума начала 90-х проповедь прозелитизма среди узбеков была ограничена крупными городами. В тот же период к активной деятельности в Узбекистане приступили «Свидетели Иеговы».
Исторически довольно заметной конфессией в Узбекистане был иудаизм, представленный как сефардами (бухарские евреи), так и ашкеназами (европейские евреи). Однако в течение последних двух десятилетий из страны эмигрировали порядка 80.000 евреев, оставшиеся 10.000 сосредоточены в Ташкенте, Бухаре и Самарканде. Кришнаизм (Ташкентское общество Кришны и ряд близких к нему по ориентации эзотерических школ и кружков - рериховцы, розамирцы и так далее) в конце 80-х - начале 90-х годов распространился среди части городских интеллектуалов (в основном, молодежи).
Светское или исламское?
Возрождение религии в Узбекистане сопровождалось превращением подпольных мечетей в официальные, во многом благодаря этому в стране число мечетей резко выросло с трехсот в 1989 году до шести тысяч в 1993-м. Параллельно формировались политические силы, в той или иной степени ориентированные на исламизм. Первый раз они открыто заявили о себе 3 февраля 1989 года во время демонстрации в Ташкенте, подготовленной партией «Ислам и демократия» (см. статью Евгения Абдуллаева). Демонстранты выдвигали только одно требование - смену руководства Духовного управления, что и было сделано 15 марта 1989 года на съезде мусульманского духовенства республик Средней Азии и Казахстана. Тогда новым муфтием был избран уже упоминавшийся Мухаммад Содык Мухаммад Юсуф. Правда, новый муфтий демонстративно отказался от придания исламу «политического измерения».
В период распада СССР еще интенсивнее пошел процесс выхода из подполья исламских центров обучения, налаживания ими связей с радикальными религиозными кругами Саудовской Аравии, Египта, Ирана, Пакистана и Афганистана. Неуклонно росло идейное, политическое и общественное влияние исламистских группировок - той же «Адолат», а также других, подобных ей организаций - «Товба» («Покаяние»), «Ислам лашкарлари» («Воины ислама»), «Таблих» («Общество по распространению веры»), «Нур» («Свет»). Они требовали создания исламского государства, введения шариата (мусульманского права) в качестве основы законодательства. На местах ими предпринимались активные попытки создания властных структур, альтернативных государственным учреждениям.
Так, например, члены «Адолат» организовали в Намангане патрулирование улиц и базаров, в ходе которого задерживали всех подозрительных «стражам исламского порядка» лиц. «Виновных» наказывали по законам шариата, в частности, публично били палками. У исламистов была даже собственная тюрьма, где содержались «преступники». Они требовали «справедливого» распределения товаров, активно осуждали «спекуляцию» и так далее.
Интересно, что деятельность движения первоначально не встретила противодействия со стороны партийной номенклатуры области, увидевшей в популистской активности «Адолат» некую «социалистическую» направленность. Однако уже в декабре 1991 года на массовом митинге в Намангане адолатовцы еще более настойчиво потребовали провозглашения ислама государственной религией и передачи движению ряда административных зданий в городе.
Вместе с тем в среде священнослужителей (традиционалисты и реформаторы-салафиты) нарастало идейное размежевание. Кроме того, частью социальной базы политизированного ислама в Узбекистане стали некоторые региональные элиты, которые не были достаточно вовлечены во власть. Таким образом, когда в конце 1991 года Узбекистан обрел независимость, вопрос о том, останется ли страна светским государством, носил относительно открытый характер. Шло своего рода состязание между религиозными группами и светской властью.
Эта ситуация вызвала серьезную тревогу как у руководства страны, так и у представителей официального духовенства, увидевшего в «неоханбалитском» движении в Ферганской долине сильного и агрессивного конкурента, а также у представителей этнических меньшинств и европеизированной интеллигенции, опасавшейся взрыва религиозного фанатизма.
Первый секретарь коммунистической партии республики Ислам Каримов, ставший первым и пока единственным президентом Узбекистана, достаточно быстро пришел к выводу о необходимости восстановления государственного контроля над религией. Он постарался сделать это достаточно гибко, чтобы не вызвать взрыва недовольства у верующих. Подобно главам соседних постсоветских стран, Каримов стремился к достижению определенного компромисса с религией, чтобы ускорить процесс легитимизации как независимости, так и его собственной власти. При этом он пытался использовать исламскую идеологию и исламистов как альтернативу светской национал-демократической оппозиции. Последовали характерные заявления о вековой принадлежности Узбекистана к исламскому миру, о его духовной роли в обществе, поощрялось строительство новых мечетей и так далее. В то же время пропагандировался тезис об уникальности «узбекского ханафитского ислама», перспективности «турецкой модели» и так далее.
Можно даже сказать, что Каримов попытался сам возглавить исламизм, превратив исламистов едва ли не в инструмент поддержания порядка в то неспокойное время. Именно поэтому власти до поры до времени смотрели сквозь пальцы на очень опасные действия исламистов в той же Ферганской долине.
И вот в самом конце 1991 года Каримов вынужден приехать в Наманган, превратившийся в независимую от Ташкента вотчину исламистов. Адолатовцы во главе со своим харизматичным лидером Тахиром Юлдашевым потребовали от президента поклясться на Коране, что он введет в конституцию нормы шариата. И президенту пришлось дать такую клятву. «Юлдашеву удалось унизить Каримова - и Каримов, который никогда ничего не забывает, этого ему не простил», - свидетельствует российский эксперт Аркадий Дубнов.
Ислам Каримов в Намангане в 1991 году.
Исламисты из инструмента поддержания порядка превратились для Каримова в личных врагов. Власти приступили к нанесению своего рода точечных ударов по лидерам исламистских сообществ. Многим из них подбрасывали наркотики и патроны, после чего брали под арест. Некоторые просто бесследно исчезали.
Однако точечные удары не могли остановить распространение исламизма по целому ряду, прежде всего, социально-экономических причин. Обедневшему и зачастую малообразованному населению, никогда не жившему в условиях правового государства, очень импонировала исламистская пропаганда о «справедливом обществе», основанном на шариате, жестоко карающем за коррупцию и воровство. А тут еще в соседнем Таджикистане началась гражданская война, подтолкнувшая Каримова к кардинальному изменению государственной религиозной политики.
Обострение противостояния
Значительная часть населения Узбекистана, включая часть этнических таджиков, симпатизировала Объединенной таджикской оппозиции (ОТО). Так, многие жители Ферганской долины лично знали Саида Абдулло Нури и других лидеров Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) и были готовы помогать им. Война также привела к более тесному сплочению наиболее радикальных элементов среди исламских лидеров в регионе. Например, Абдували-кори, по некоторым данным, организовал поставки муки и оружия для ОТО из Пенджикента (граница Самаркандской области) и через Худжанд (Ферганская долина). В мечетях собирались деньги для таджикских моджахедов, а десятки, если не сотни, молодых людей, обучавшихся в исламистских (нелегальных) медресе в Андижане, Намангане и Коканде, отправились в Таджикистан, чтобы пополнить ряды ОТО. Многие из них – с рекомендательными письмами от своих имамов. Часть волонтеров там и осталась, сформировав первые военно-политические структуры ИДУ.
С другой стороны, война в Таджикистане консолидировала руководителей других государств Центральной Азии, которые были готовы на военное вмешательство (и не противились таковому со стороны России) для ликвидации беспорядков в соседней стране. Руководство Узбекистана оказалось, так сказать, в первых рядах, энергично поддержав, в том числе и своими вооруженными силами, «советско-светский» Народный фронт во главе с Эмомали Рахмоновым. Узбекистан и Россия по существу обеспечили ему победу на поле боя.
Одновременно режим Каримова, в основном расправившийся к тому времени со светской оппозицией, обрушился на узбекских сторонников исламского фундаментализма. 8 декабря 1992 года была принята Конституция Республики Узбекистан, жестко фиксирующая светский характер государства и утверждающая недопустимость создания параллельных структур власти. Запрещалось создание и деятельность политических партий, созданных по религиозному признаку, а также тайных обществ. Воспрещалась пропаганда религиозной исключительности, разжигание межрелигиозной розни и т.д. В том же году был создан Комитет по делам религий при Кабинете министров, призванный осуществлять строгий контроль за религиозной жизнью. Была прекращена деятельность ряда исламистских организаций, в том числе узбекского филиала Исламской партии возрождения, обществ «Адолат» и «Одамийлик ва инсонпарварлик» (Коканд), закрыты их печатные издания, многие исламистские лидеры подверглись арестам или пропали без вести, часть из них бежала из страны. В частности, лидеры «Адолат» укрылись в Таджикистане, где примерно с 1996 года стали формировать отряды ИДУ («Наманганский батальон»).
Режим Каримов также предпринял решительные меры по «зачистке» официального духовенства. Так, муфтий Мохаммад Содык, видимо, подорвал доверие к себе своими тесными связями с одним из лидеров ОТО Ходжой-Ахмедом Тураджонзода и рядом высказываний, которые можно было расценить, как поддержку таджикской оппозиции. В результате в апреле 1993 года Мухаммад Содык был вынужден уйти в отставку, а новым муфтием, главой реорганизованного Управление мусульман Узбекистана (УМУ), был избран имам Абдуллаев из Бухары - абсолютно лояльный властям. Да и в целом режим Каримова стремился выдвигать лояльных мулл, готовых нести в массы исключительно провластные идеи, основанные, прежде всего, на ханафитской традиции подчинения светским властителям при условии, что они декларируют уважение к исламу. В стране развернулась кампания пропаганды «Нашего [узбекского] ислама» и необходимости его защиты от «врагов» и «исказителей» в лице «ваххабитов».
Между тем, ИДУ, чья штаб-квартира с 1996 года стала базироваться в Кабуле, развернуло вербовку молодых узбеков, в первую очередь из Ферганской долины. Из лагерей в Таджикистане, в частности в Гарме, в 1996-97 годах стали совершаться диверсионные рейды на узбекскую территорию. Так, в декабре 1997 года по Намангану прокатилась серия жестоких убийств милиционеров и их близких. Полевые командиры ИДУ также отказались выполнять условия межтаджикского мирного соглашения.
Власти ответили репрессиями и ужесточением законодательства. В 1998 году состоялся первый процесс над обвиняемыми в причастности к партии «Хизб-ут Тахрир» - с течением времени принадлежность именно к этой исламистской группировке стала в основном инкриминироваться арестованным по подозрению в исламизме. В том же году был принят новый закон «О свободе совести и религиозных организациях», запрещающий под угрозой уголовного наказания (от 3 до 20 лет тюрьмы) деятельность всех незарегистрированных или запрещенных религиозных организаций, а также прозелитизм, преподавание религиозных дисциплин в государственных школах, частное преподавание религиозных учений. Закон обязывает религиозные группы получать лицензию на публикацию и распространение своих материалов. Комитет по делам религий получил право разрешать или запрещать издание всей религиозной литературы. Закон также запрещает религиозным группам подготовку религиозного персонала, если группа не имеет своего зарегистрированного центрального административного органа. Религиозное обучение в официально разрешенных религиозных школах разрешается только утвержденным государством преподавателям.
Но все-таки наиболее серьезным ограничением являются сами правила регистрации - не менее 100 членов религиозной группы, являющихся гражданами страны, регистрация центрального органа возможна только в том случае, если религиозная группа имеет представительства в 8 из 13 областей республики.
Сразу стало ясно, что эти требования не смогут выполнить большинство религиозных меньшинств. Преследования, прежде всего, обрушились на евангелических христиан-протестантов, а также на «Свидетелей Иеговы». Причем особенно жестоко власти третировали адептов из числа перешедших в другую веру мусульман, и в первую очередь, узбеков по национальности. Международные правозащитные организации стали ежегодно фиксировать десятки, а то и сотни случаев грубейшего попрания прав и свобод религиозных меньшинств, сопровождавшиеся актами жесточайшего произвола, включая пытки задержанных, что вообще стало «фирменным знаком» узбекской полицейской системы. Утеснения коснулись даже православных, хотя РПЦ всегда проявляла по отношению к режиму Каримова суперлояльность. Правда, периоды этих утеснений, как правило, совпадали с «колебаниями» в узбекско-российских отношениях. Отвечая на вопросы журналистов, зачем власти прессуют совершено безобидных протестантов или, скажем, иеговистов, при том, что даже исламское духовенство не считает их серьезными конкурентами в борьбе за паству, узбекские чиновники отвечали примерно так: да, все эти «иноверцы» совершенно неопасны, но на их примере мы должны показать мусульманам, что законы нарушать нельзя.
Тем не менее, в результате протестов международной общественности и давления Запада удалось зарегистрировать в Узбекистане довольно много организаций религиозных меньшинств (данные на 2010 год): несколько шиитских конгрегаций, 52 организации корейских христиан, 37 русских православных, 23 баптистских, 21 пятидесятнических («Полного Евангелия»), 10 адвентистов седьмого дня, 5 римско-католических, 2 лютеранских, 4 «Новоапостольской» церкви, 2 Армянской апостольской церкви, 1 Христианской церкви «Голос Бога», 8 еврейских, 6 бахаи, 1 «Свидетелей Иеговы», 1 «Сознания Кришны», 1 Храма Будды и 1 организацию межконфессионального Библейского общества.
Всплеск джихадизма
Впрочем, ужесточение религиозного законодательства и тем более репрессии против меньшинств не смогли предотвратить всплеск террористической активности джихадистов. В 1999 году боевики ИДУ провели целую серию громких операций. 16 февраля произошло шесть взрывов в Ташкенте, включая взрывы у резиденции Каримова и у здания правительства, где он должен был в тот момент находиться. В августе был организован «Баткенский рейд» - операция по переброске тысячи боевиков из Таджикистана в Ферганскую долину, где их уже ждали готовые поднять восстание местные исламисты. Последовал настоящий шквал арестов - тысячи человек, подозреваемых в причастности к ИДУ, были брошены в тюрьмы (нередко без достаточных оснований). Репрессии сопровождались «профилактическими» мероприятиями - в апреле 1999 года был принят закон «Об органах самоуправления граждан». В перечень полномочий, созданных, согласно этому закону, комитетов махаллей («подведомственными» им стали 80% населения) вошло, в том числе принятие мер «по пресечению деятельности незарегистрированных религиозных организаций, обеспечению соблюдения права граждан на свободу вероисповедания, недопущению принудительного насаждения религиозных взглядов, рассмотрение иных вопросов, связанных с соблюдением законодательства о свободе совести и религиозных организациях». На практике это стало приводить к тому, что даже дружеская вечеринка стала вызывать подозрения с последствиями в виде задержания милицией ее участников.
Власти стали еще жестче контролировать деятельность официальных исламских структур, которые и без того активно поддерживали все мероприятия режима, направленные против всех форм независимого религиозного самовыражения. Особого внимания заслуживает принятая в августе 2000 года «Программа защиты нашей Священной Религии и борьбы против фундаментализма и экстремистских тенденций». По предложению нового муфтия Абдурашида Бахромова в нее включили 23 пункта, которые сохраняют за УМУ исключительное право издавать фетвы и готовить пятничные молитвы, руководить деятельностью имамов по разоблачению терроризма и экстремизма, корректировать формы их участия в политической жизни общества. Кроме того, в этих пунктах также предусмотрено, что УМУ уполномочено проверять политическую благонадежность самих имамов. В целом же распоряжения руководителей Управления имеют для практикующих мусульман такую же обязательность, как и указания самого Каримова для всех граждан Узбекистана.
Само собой, правящий режим не мог не учитывать принадлежность Узбекистана к исламскому миру и в своей «идеологической работе». Отсюда, например, включение исламские ритуалов и обрядов в различного рода государственные церемониалы, а также присутствие ссылок на Коран в государственных идеологемах.
Угроза проведения узбекской армией военных операций на таджикской территории привела в конечном итоге к тому, что отряды ИДУ ушли в Афганистан под защиту дружественных талибов. Но это не помешало им в августе 2000 года снова вторгнуться на территорию Киргизии и Узбекистана. Лишь после двух месяцев ожесточенных столкновений с правительственными войсками обеих республик они были выбиты за границу. В 2001 году попытка провести аналогичный рейд повторилась. Существенно выросла поддержка ИДУ зарубежными исламистами предположительно, за счет расширения связей с Аль-Каидой.
Однако в конце 2001 года ситуация резко изменилась – спасаясь от армии Каримова перебазированием в Афганистан, ИДУ попало «из огня да в полымя» - ее отряды угодили прямо под мощные удары войск США, которые перебили множество боевиков, включая лидера военного крыла ИДУ Джуму Намангани. Помимо потери лидеров, ИДУ было ослаблено рядом внутренних расколов. Так, уже в 2002 году от движения отделилась крупная структура – «Союз исламского джихада» а последующая ликвидация наиболее авторитетных лидеров регулярно приводила к отпадению мелких отрядов и группировок. Тем не менее, за ИДУ «числится» еще целый ряд резонансных диверсий на территории Узбекистана: серия терактов, в том числе взрывы с использованием смертников, вооруженных нападений на сотрудников правоохранительных органов (Ташкент и Бухара, март – апрель 2004 года); взрывы террористов-смертников у зданий посольств США и Израиля, а также у здания Генеральной прокуратуры Узбекистана (Ташкент, июль 2004 года). (Авторство этих терактов, приписываемое исламистам, вызывает много вопросов. Официальные данные на этот счет весьма сомнительны, а альтернативной информации пока нет. - прим. редакции).
После Андижана: страх перед «арабской весной»
Власти Узбекистана возложили на ИДУ вину и за массовые беспорядки, произошедшие в Андижане в мае 2005 года. Однако, по мнению экспертов, эти события могли быть лишь самым косвенным образом связаны с ИДУ через нескольких человек, участвовавших в нападении на тюрьму. Согласно этой версии, основной силой протеста было движение «Акромия», названное в честь его лидера Акрома Юлдашева, который вышел из движения «Хизб ут-Тахрир» в 1993 году и не имел никакого отношения к ИДУ. Как известно, 12 мая 2005 года тюрьма, в которой содержались 23 предпринимателя, якобы связанные с «Акромией», была освобождена вооруженными людьми. Им, видимо, симпатизировали участники начавшихся народных демонстраций, жестоко разогнанных «силовиками», убившими сотни, если не тысячи людей. Эта кровавая драма имела широчайший международный резонанс и привела к резкому ухудшению отношений Узбекистана с Западом с последующей временной переориентацией Ташкента на Москву.
Что же до собственно ИДУ, то операции войск международной коалиции, судя по всему, окончательно подорвали ее потенциал. В 2009 году американо-британским спецназом был ликвидирован давний личный враг Каримова Тахир Юлдашев, через три года – его преемник Усман Адил. Войска НАТО продолжали и дальше регулярно громить отряды узбекских джихадистов – например, только 2012 году против ИДУ было проведено свыше 30 операций в восьми провинциях Афганистана. В СМИ появилась информация, будто ИДУ вместе с некоторыми другими организациями вошло в Исламское движение Туркестана, однако это не привело к сколь либо заметному росту сил организации. Кроме того, как считает часть специалистов, движение лишилось почти всех своих баз у границ постсоветской Центральной Азии, остатки его отрядов переместились в Пакистан, где они уже не имеют таких возможностей, как в Афганистане. Впрочем, в преддверии вывода западных войск в 2014 году стали появляться сообщения о проникновении узбекских джихадистов в афганские северные провинции.
Весьма характерно, что и в самом Узбекистана титул «врага номер один» вскоре после Андижана перешел к «Хизб-ут Тахрир». Между тем, вплоть до конца 90-х годов публикации «Хизб-ут Тахрир» практически не затрагивали местных проблем, не критиковали режим Каримова, не призывали его свергнуть – в своей пропаганде «хизбутчики» упирали на мирные способы построения «всемирного халифата». Да и власти, в общем-то, не трогали эту организацию, численность которой, по оценкам, достигла 15 тыс. человек. Лишь после первого процесса 1998 года и особенно после массовых репрессий в 1999 году «Хизб-ут Тахрир» перешла к активной антикаримовской пропаганде путем распространения сотен тысяч листовок. Ликвидация в 2002 году полутора десятков подпольных типографий вообще загнала «Хизб ут-Тахрир»в глубокое подполье.
Интересно, что после Андижана узбекские «силовики» стали регулярно выдавать на гора рапорта о посадках сотен членов ИДУ, «Исламского джихада» и «Хизб ут-Тахрир», и о ликвидации примерно такого же числа ячеек этих организаций. Несколько позднее у властей стали очень «популярны» якобы спонсируемые турецкими исламистами «нурсисты».
К 2008 году число осужденных по обвинению в связях с исламистскими экстремистами приблизилось к 7 тысячам. При всем том, что исламский экстремизм действительно представляет серьезную угрозу Узбекистану, у экспертов вызывает большие сомнения, что значительная часть арестованных действительно является джихадистами. Ведь термины «религиозный экстремизм» и «фундаментализм» в узбекском законодательстве сформулированы весьма расплывчато, что оставляет широчайшие возможности для произвола. Не говоря уже о характерном для Узбекистана пыточном следствии и декоративности судебного разбирательства. Весьма показательно, что в 2008 году немецким следователям, приехавшим в Узбекистан для допроса осужденных членов «Исламского джихада», из тысяч своих заключенных-«джихадистов» власти смогли предъявить лишь одного человека, проходившего подготовку в лагерях террористов, да и тот был гражданином Таджикистана.
Как и прежде, «для примера», продолжались преследования религиозных меньшинств. В частности, в 2010 году по сфабрикованному обвинению в торговле наркотиками и после пыток во время следствия был осужден на 10 лет член общины евангельских христиан-баптистов Тохар Хайдаров из Гулистана. Милиция пришла по заявлению матери, недовольной тем, что ее сын принял христианство, после чего в доме была тут же «обнаружена крупная партия наркотиков». В том же году после облав на христианские собрания власти Каракалпакстана распорядились уничтожить христианские книги, включая Библию. Каракалпакские власти также заявили, что все индивидуальные Библии должны быть зарегистрированы в Комитете по делам религий. Подобного рода инциденты неизменно фиксировались правозащитниками и в последующие годы. Все эти действия производятся в комплексе с непрекращающимся давлением на остатки светской политической оппозиции (в 2012 году под угрозой ареста Узбекистан покинула одна из последних ее лидеров - глава партии «Свободные дехкане» Нигора Хидоятова), правозащитников, независимых экспертов, журналистов и вообще «диссидентов».
Поскольку репрессии затронули не только ограниченные группы нелояльного режиму населения, но стали частью повседневной жизни Узбекистана, можно предположить, что Каримов под предлогом борьбы с экстремизмом просто перешел к запугиванию всего узбекистанского общества, к «профилактике» любых возможностей самоорганизации населения и формирования основ гражданского общества.
Главным стимулом, надо думать, послужил страх перед возможностью повторения в Узбекистане подобия «арабской весны». Причем демонстративное нежелание властей объяснить обществу свои действия в области борьбы с терроризмом свидетельствует о неуверенности властей в том, что эти действия получат общественную поддержку.
Однако, подавление религиозного и политического инакомыслия в сочетании с жестокими репрессиями, блокированием альтернативной информации, тотальной коррупцией, неэффективной экономикой и отсутствием социальной справедливости лишь провоцирует новые обострения. Все больше людей приходят к выводу, что изменений можно добиться только путем насилия. Что и создает почву для усиления позиций джихадистов. И это в условиях, когда Узбекистан приближается к неизбежным «объективным трансформациям» на самом верхнем «этаже» правящего режима.
Михаил Калишевский
Международное информационное агентство «Фергана»
