Денис Синяков: «Андижан так и остался для меня самой жуткой командировкой»
Фотографии Дениса Синякова, сделанные вскоре после расстрела 13 мая 2005 года в Андижане, доступны в Галерее Ферганы.Ру
Десять лет отделяют нас от андижанских событий – кровавой расправы, учиненной узбекскими силовиками над жителями Андижана, собравшимися на мирный митинг на центральной площади города. Тщательно скрываемая правительством Узбекистана правда о тех трагических днях стала известна миру благодаря работе местных и иностранных журналистов, которые с риском для жизни, преодолевая чинимые властями препятствия, выполняли свой профессиональный долг. Одним из первых иностранных журналистов, приехавших в Андижан сразу после событий 13 мая, был фотограф-фрилансер Денис Синяков, работавший в то время в информационном агентстве Франс-пресс (Agence France-Presse). В интервью «Фергане» Денис поделился своими воспоминаниями об Андижане-2005 и признался, что эта поездка потрясла его намного больше, чем другие командировки в «горячие точки» планеты.
- Денис, ты прилетел в Узбекистан на следующий же день после расстрела митингующих. Как тебе и другим коллегам удалось попасть в Андижан, ведь пути в город почти сразу были заблокированы?
- Я тогда работал в агентстве Франс-Пресс. Так как у них в Узбекистане не было своего корреспондента, было решено отправить меня с моей коллегой Ольгой вечером 13-го мая. Помню, что тот рейс Москва-Ташкент узбекской авиакомпании был заполнен практически одними журналистами. Прилетели мы в Ташкент ранним утром 14 мая. Большинство из журналистов отправились получать аккредитацию в узбекском МИДе, а мы с Ольгой решили этого не делать, потому что сомневались, что нам ее дадут. Мы взяли такси и направились в Ферганскую долину, успели проехать перевал, что на пути в Андижан, который уже через несколько часов закрыли. По дороге нас останавливали как минимум на трех блок-постах и не пропускали дальше. Но ташкентский водитель, который нас вез, каждый раз находил какие-то окольные пути через проселки и поля, и так мы, наконец, добрались до Андижана.
- И какая картина развернулась перед твоими глазами?
- Когда мы заехали в город, поскольку мы еще ничего не знали, я попросил нашего водителя довезти нас до главной городской больницы. Первое, что мне запомнилось, – это пустынные улицы, по которым мы ехали. Нигде не было ни людей, ни машин, и мне казалось, что мы совершенно одни в этом городе. Это было в районе 10-ти утра 14 мая. Наш водитель очень нервничал, потому что у него машина была с ташкентскими номерами, и она сразу бросалась в глаза. Он говорил нам: давайте поедем обратно, так как у меня и у вас будут большие проблемы. В это время вдруг на пустую улицу метрах в четырёхстах перед нами выбежал какой-то военный и, увидев нас, стал стрелять в воздух. Мы сказали водителю, чтобы он ехал обратно без нас, и выпрыгнули из машины в ближайший арык. Он развернулся и уехал, а мы с Ольгой пошли по пустым улицам, пытаясь понять, что происходит в городе. Вскоре подошли к больнице, где было довольно много людей, кого-то несли на носилках. Мы совершенно не знали, как себя вести и как нас будут воспринимать окружающие люди. Там нам объяснили, как пройти к центральной площади. На очередном импровизированном посту сидел милиционер в форме. Он посмотрел наши документы и разрешил нам пройти на площадь. При этом он посоветовал держать на виду наши бейджи и камеры, чтобы все видели, что мы – журналисты. Первое, что мы увидели, выйдя на центральный проспект, - это был труп мужчины, лежавший на лавке и присыпанный чем-то вроде хлорки. По обочинам стояли несколько обгоревших машин. Я скорее хотел попасть на центральную площадь, а Ольга все тормозила, потому что считала трупы, лежавшие вдоль обочины – ей нужно было передавать информацию. Это были люди, расстрелянные накануне, и многие из них все еще лежали на улице, накрытые простынями и чем-то посыпанные. Много было пятен крови, валялась обувь, тюбетейки.
Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото
Вдруг в какой-то момент мы увидели толпу людей, которая двигалась на нас по проспекту и что-то кричала. Я спросил, что здесь происходит, а люди отвечали, что военные опять берут площадь в кольцо. Мне сказали, чтобы я убрал камеру и не показывал, что я журналист, иначе меня убьют. Я оглянулся и увидел, что действительно позади меня невдалеке милиционеры занимают позиции, и по улице уже едут БТРы. Видимо, военные решили опять окружить площадь. Люди разбежались, а я остался стоять и не понимал, что мне делать – прятать ли камеру, как советовали местные жители, или, наоборот, показывать всем своим видом, что я журналист и ни от кого не прячусь. Мы с Ольгой встали за большое дерево, чтобы переждать, пока проедут БТРы, и двинулись на площадь. Оказавшись там, мы увидели довольно большое количество людей, сожженный кинотеатр, памятник, в тени которого лежали несколько десятков трупов, накрытых простынями. И люди, увидев, что мы журналисты, а мы были в тот момент единственными журналистами на площади, хотя 13 мая наших коллег там было довольно много, кинулись к нам, стали наперебой кричать о том, что произошло накануне. Они стягивали простыни с трупов и показывали на их ранения, утверждая, что они – от крупнокалиберных пулеметов. Было совершенно невозможно работать, потому что люди наперебой тягали меня в разные стороны, требуя, чтобы я снимал тела погибших.
- Похоже, они находились в состоянии исступления…
- Да, все были очень взвинченные. На площади, как мне показалось, были практически все жители города, и они были довольно решительно настроены. Они не были испуганными, они были злыми и шокированными происшедшим накануне и при этом находились в очень возбужденном состоянии.
- А военные или стражи правопорядка были на площади?
- Нет, ни военных, ни милиции на площади видно не было. Они заняли позиции где-то на подступах к ней, перекрыв все близлежащие улицы. Единственное, что создавало нервозную обстановку, - это вертолет, который постоянно кружил над площадью. Он периодически пролетал над толпой. В какой-то момент люди решили, что они должны похоронить тех, кого не забрали родственники. Кто-то бросил спонтанную инициативу начать хоронить, поскольку было довольно жарко, и все кинулись рыть могилы и закапывать людей прямо в сквере у хокимията.
Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото
- Что тебе рассказывали андижанцы о событиях 13 мая?
- Скажу, работать было очень сложно, потому что, как только я брал камеру с целью поснимать нужные планы, и уходил по какой-нибудь улице с парнем, которого я взял в качестве переводчика и гида, за нами, как пчелиный рой, шлейфом увязывалась огромная толпа местных жителей человек из двухсот. Они кричали, и каждый стремился рассказать мне, как все было на самом деле. По словам очевидцев, в какой-то момент, когда на площади шел митинг, по главному проспекту стали ехать БТРы и военные грузовики с открытыми бортами, и в них сидели солдаты, которые направо и налево начали расстреливать всех, кого видели. Практически все рисовали примерно одинаковые картины о том, как люди начали бежать, а им в спины стреляли, как они пытались перелезть через ограду, а их продолжали расстреливать и добивать. Они говорили, что на митинг собралось очень много людей, в том числе женщин и детей. И ночью с 13 на 14 мая по улицам ездили военные грузовики – солдаты собирали тела всех убитых женщин и детей и куда-то увозили их, оставляя только тела мужчин, видимо, чтобы показать, что были уничтожены только экстремисты и террористы, а не мирные жители. Впоследствии мы нашли эти захоронения. Кроме того, в первые часы моего пребывания в Андижане я встретил журналиста Алексея Волосевича, который был непосредственным свидетелем всего происходившего 13 мая. Его рассказ был очень близок рассказам других людей.
- Ожидал ли ты услышать и увидеть нечто подобное? Какие чувства ты сам испытывал в первый день своего пребывания в Андижане?
- Для меня все это было вообще неким ужасом, потому что это была моя первая такая командировка. До этого я не был на войнах, революциях, в «горячих точках», и у меня было мало опыта. От всего происходящего на самом деле я испытывал животный страх, потому что раньше я не видел горы расстрелянных тел. Но самое главное – я не понимал, откуда для меня исходит угроза. Толпа вела себя довольно дружелюбно по отношению к журналистам. И я почувствовал, что угроза исходит больше от военных, от стражей правопорядка, что на самом деле довольно странно. Потому что именно они призваны защищать граждан. Но, видимо, не в Узбекистане.
Я очень обрадовался тому, что к вечеру стали подтягиваться другие иностранные журналисты, которым также каким-то образом удалось проехать. Теперь мы были не одни. Мы нашли гостиницу, заселились в нее. Именно тогда мы заметили, что вся площадь контролируется военными. Солдат вблизи нее видно не было, но все улицы перекрыты БТРами, БМП, и военные были рассредоточены в радиусе, наверное, километра. На следующий день, 15 мая, мы с Ольгой в районе четырех часов утра поехали на кладбище. А когда мы вернулись, то оказалось, что гостинице никого нет, потому что в 8 утра в номера к журналистам вломились люди в масках, всех поставили руками к стене, а затем вывезли всех в гостиницу, подконтрольную, как я понял, МВД. Она находилась за забором, там жили в основном командированные милиционеры. И там, конечно, не было никакой свободы. Нам с Ольгой ничего не оставалось, как присоединиться к коллегам, потому что все мы, журналисты, были уже под колпаком, и нас бы тоже переселили. К нам был приставлен сотрудник СНБ по имени Садык, который был довольно адекватным человеком. Он сказал, что понимает специфику нашей работы, но попросил сообщать ему обо всех наших планах и перемещениях по городу. Сам он в гостинице не жил, и просил звонить ему при каждом нашем выходе на улицу. Естественно, никто из нас этого не делал. В этой гостинице мы пожили буквально пару дней, а потом коллеги стали возмущаться, потому что, во-первых, она была безумно дорогая, а во-вторых, мы чувствовали себя под замком. В итоге нам разрешили жить в другой гостинице - «Элит», - но СНБшники нас постоянно курировали.
Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото
- Как военные реагировали на появление человека с камерой? Ты имел возможность открыто снимать?
- Каждый день, когда мы выходили в город на съемки, нас задерживали по нескольку раз и доставляли в здание управления СНБ. Например, снимаешь блок-пост – подъезжает военный «Дефендер», выходят военные, начинают что-то кричать, сажают тебя и увозят в службу безопасности. Естественно, по дороге мы вспоминали про Садыка, звонили ему. Тот приезжал на своем маленьком «Матисе» и забирал нас, всякий раз очень расстраиваясь, что вот опять не сообщили, куда идем.
- То есть все-таки силовики были вынуждены мириться с присутствием журналистов?
- Но при этом нашей работе всячески препятствовали. С одной стороны было понятно, что журналистов, особенно иностранных, объявили врагами узбекского народа. Но с другой – каждый раз, когда нас увозили в отдел, угощали там чаем, говоря, что мы в гостях, и так лучше для нашей безопасности. Потом приезжал Садык, забирал нас. Через три часа все повторялось снова. На бытовом уровне можно было пообщаться с солдатами, милицией, даже поснимать их, но как только появлялся какой-то начальник или человек из СНБ, то тут же начинались проблемы. В принципе, так происходит в любой стране, где власти пытаются что-либо скрыть. И еще был такой момент: когда мы жили в гостинице «Элит», вечером подъехал БТР и заблокировал двери так, что нельзя было из нее выйти. Следом подъехали военные, стали ломиться к нам в комнаты и требовать, чтобы мы собрались в холле. Утром нам сказали, что на этом наша работа закончена, и для нашей же безопасности нас вывезут за пределы Андижана. Нас погрузили в ПАЗик, и повезли куда-то за пределы города. Естественно, все журналисты стали звонить в свои посольства, редакции, сообщали о происходящем. И на полпути нас вернули обратно.
- Многие журналисты тогда рассказывали, что у них были изъяты флешки, аудио- и видеокассеты с отснятым материалом. Как тебе удалось сохранить материал?
- Я был в преимущественном положении – у меня была спутниковая тарелка, по которой несколько раз в течение дня я должен был передавать отснятый материал. Нужно было развернуть спутник, установить связь и отправить фотографии. Это, конечно, занимало некоторое время, но картинка передавалась оперативно. Поэтому изымать у меня что-то не имело смысла. Мы объясняли СНБ, что у них нет необходимости забирать у нас что-либо, потому что все уже выложено в Интернет. Еще нам просто повезло – нас не было в гостинице, когда обыскивали наших коллег. И когда снимали то поле с захоронениями и мраморными табличками, как-то остались незамеченными.
Чтобы перейти в Галерею и просмотреть другие андижанские снимки Дениса Синякова, кликните на фото
- Расскажи об этих фото подробнее. На них видны холмы, свежевспаханная земля, мраморные таблички – что тебе обо всем этом известно?
- Очевидцы нам рассказывали, что КАМАЗы, которые собрали убитых женщин и детей, а их было довольно много, вывезли эти трупы за город и там их похоронили. Рассказывали, что тех, кто видел, как закапывают убитых, тоже убили и закопали. Все журналисты пытались найти эти места. Нам рассказал об этом месте кто-то из коллег, и водитель нас отвез туда 19 мая ранним утром. Это место находилось за городом. Как позже мы узнали, называлось оно Боги Шамол. Мы там были совсем недолго, чтобы не подставлять нашего водителя и себя. Было очевидно, что земля совсем свежая. Многие люди в беседах с нами утверждали, что это могилы именно убитых 13 мая людей. Очевидцы говорили, что КАМАЗов было довольно много – они ездили всю ночь и вывозили с площади тела убитых.
- Что еще тебе запомнилось в Узбекистане, с какими впечатлениями ты уезжал?
- В Андижане мы пробыли около недели и еще дня три в Ташкенте, где делали фичеры о хлопке, жизни простых людей, потому что кроме «горячих» событий, зрителю или читателю нужно рассказать о стране и живущих в ней людях. Например, мой гид Ильхом знал шесть языков, даже японский, но был вынужден работать в Андижане плиточником, потому что никакой другой работы там не было. И он водил меня по семьям, где люди получали зарплату по 12-15 долларов в месяц. Мы посещали кладбища, где хоронили людей, были на пятничной молитве, заходили в дома, где оплакивали умерших. Что примечательно: если 14 мая люди на площади были очень озлоблены и решительны, то в последующем они уже были довольно сдержаны. И когда мы снимали похороны убитого восьмилетнего мальчика, то на мой вопрос его матери о том, что она чувствует, она сказала чудовищные в понимании европейцев слова: «Что ж поделать, значит, так было суждено. У меня есть еще дети, и я должна думать о них. К Каримову я не имею никаких претензий». И тогда я понял, насколько жесткий режим в этой стране, и насколько запуганы в ней люди.
- Денис, сегодня, по прошествии десяти лет, не возникает ли у тебя желания вернуться в те места, посмотреть, что изменилось, как сегодня живут там люди?
После Андижана у меня было много довольно опасных съемок – Афганистан, Южная Осетия, Кыргызстан, Турция с Курдистаном, – но самой тяжелой и жуткой командировкой для меня остался все-таки Андижан. И не только потому, что это была моя первая подобная командировка, и я впервые воочию увидел смерть, много смерти. Но и потому что именно там, как нигде в другом месте, присутствовало ощущение угрозы, исходящей не от бандитов или каких-то боевиков, а от государственной силовой машины. А страх перед этой угрозой – намного сильнее.
