Вы находитесь в архивной версии сайта информагентства "Фергана.Ру"

Для доступа на актуальный сайт перейдите по любой из ссылок:

Или закройте это окно, чтобы остаться в архиве



Новости Центральной Азии

Поздняя осень евреев Бухары (фото, видео)

Поздняя осень евреев Бухары (фото, видео)

Фото Тимура Карпова. Больше снимков (21) — в Галерее.Ферганы.Ру.

Тело было завернуто в старый, потертый ковер, и ни один из близких родственников не прошёл за похоронной процессией через ворота, над которыми возвышался бирюзовый купол, увенчанный шестиконечной звездой Давида.

Но 75-летняя старушка, которая умерла в Бухаре 1 апреля, за два дня до Песаха, была погребена по иудейскому обряду на древнем еврейском кладбище в 2800 километрах к северо-востоку от Иерусалима.

Бухара была ключевым пунктом Великого шелкового пути и «куполом ислама», чьи медресе и ученые славились по всему мусульманскому миру. И еще она была столицей одной из самых обособленных и древних еврейских общин, которая сохранилась, невзирая на столетия притеснений и попыток ассимиляции.

В XXI веке эта община вступила в позднюю осень своего существования. Никто не заставляет бухарских евреев обращаться в ислам, платить непосильные налоги или носить отличную от мусульман одежду. Но почти поголовная эмиграция в Израиль и США делает то, что было не под силу самым косным антисемитам.

«Нас так мало осталось, можно в Красную книгу заносить», – говорит 44-летний Джура Хошаев, пришедший в одну из двух оставшихся в городе синагог через несколько часов после похорон.

«Не всегда мужчин хватает для миньяна (кворума из 10 мужчин, необходимых для совершения полноценной молитвы)», - добавляет он, сидя за столом в просторной молельне.

Здесь обращенная к Иерусалиму стена завешана сиреневым парохетом, бархатным занавесом, скрывающим Ковчег Завета и свитки Торы. Остальные стены обклеены обыденными светлыми обоями, а само здание синагоги – просторный старый дом с глухой стеной и двориком, похожий на сотни махаллинских домов.

Рядом с Хошаевым – всего шестеро мужчин, причем двое – молодые израильтяне, приехавшие в Бухару перед Песахом, чтобы доставить кошерное вино и мацу и проследить за правильностью исполнения ритуалов. Поскольку бухарские евреи столетиями общались на собственном диалекте фарси, свободно с израильтянами общается только Сион Мататов, самый молодой из присутствующих.

Ему 21 год, он учит иврит и мечтает стать раввином. Но для этого ему придется уехать – либо в Россию, либо в Израиль, потому что йешивы, религиозной школы, в Бухаре уже нет. Его 16-летняя сестра Анжела тоже хочет уехать – в Америку, где живет много родни.

По данным общины, в Бухаре живет около 150 евреев, а в Узбекистане их осталось несколько сотен – в сто раз меньше, чем их в одном только Квинсе, районе Нью-Йорка, часть которого уже не одно десятилетие называют «Малой Бухарой». Еще около 100 тысяч бухарских евреев живет в Израиле.

А в Бухаре количество похорон превышает количество новорожденных и свадеб.

«Сына пора женить, а девушки нет. Это самая большая проблема», – жалуется Даниэль Мататов, отец Сиона и потомственный часовщик, сидя в своей мастерской на крытом базаре в Бухаре. Монокль с лупой на его лбу напоминает тфилин, коробочку с цитатами из Торы, которую евреи надевают перед молитвой.


В дни его юности такой проблемы не было. К началу 70-х годов, бухарско-еврейское население достигло своего исторического максимума в 40 тысяч человек, которые жили, в основном, в Узбекистане и Таджикистане.

В 1972 году советские власти разрешили им выезд в Израиль. Впервые за сотни лет бухарские евреи могли вернуться – или «взойти», как называют репатриацию на иврите – в Землю обетованную без риска быть убитыми, ограбленными или насильно обращенными в ислам по пути.

Потерянное колено Израилево

Евреи считают, что они появились в Средней Азии после Вавилонского пленения VI века до н.э., когда большая часть иудеев была насильственно переселена в Месопотамию. Прямых письменных свидетельств этому нет, но советские археологи нашли на территории Туркмении остатки синагоги III века до н.э.

В те времена оазисы Средней Азии были населены разнородными огнепоклонниками, анимистами и буддистами (по одной из версий, слово «Бухара» восходит к санскритскому «вихара» – буддистский монастырь). Позже к ним присоединились христиане-несториане и манихеи, а в VIII веке появились мусульмане.

Окружающий Бухару Зеравшанский оазис, известный древним как Согдиана, был центром или важной частью нескольких иранских и тюркских государств, которые богатели за счет международной торговли с Китаем, Индией, Ближним Востоком и евразийской степью. Евреи были частью этой торговли, и отсюда достигли Китая, где их окитаившиеся потомки до сих пор справляют Песах.

В Средней же Азии они начали говорить и писать на фарси, приправив язык словами из иврита и арамейского. В своей поэзии они скрестили традиции персидского стихосложения с ветхозаветными темами – или прославляли местных мучеников, которые предпочли смерть обращению в ислам. В их диалект также проникло много арабских слов и мусульманских религиозных терминов: они до сих пор могут назвать раввина «мулла» или «хальфа» (учитель, помощник).


Однозначно, что их община возникла в результате далеко не одной миграции и пополнялась за счет притока евреев – порой невольного. Тамерлан, известный тем, что пригонял в Самарканд тысячи ремесленников из завоеванных или ограбленных им стран, вывел из Багдада семьи евреев-ткачей.

Ко времени появления Бухарского Эмирата и открытия морских торговых путей Великий шелковый путь утратил прежнее значение, хотя посредническая торговля между Россией и Индией не давала бухарским караван-сараям опустеть.

Бухара оставалась важнейшим центром мусульманского образования, Оксфордом восточно-мусульманского мира, но приход к власти шиитской династии в Иране в начале XVI века привел к изоляции бухарских евреев от своих собратьев на Ближнем Востоке – нечастые весточки передавались через паломников-хаджи.

Бухарские эмиры были известны своей жестокостью – один из них приказывал подкладывать под плахи подносы с горящими углями, чтобы отрубленные головы преступников морщились от ожогов в последние секунды жизни – и подданные сполна испытывали на себе силу их прихотей и гнева. Но соседи были еще хуже – в Хорезме евреи были насильно обращены или вырезаны поголовно, а в иранском Мешхеде евреев истребили, потому что они «оскверняли» священный для шиитов город.

Отсутствие связей с другими общинами пагубно сказалось на бухарских евреях. Их не коснулись взрывные изменения в религиозной жизни евреев Восточной Европы и Ближнего Востока – духовные брожения, появление лжемессий, развитие каббалистических течений лурианства и хасидизма.

В конце XVIII века Бухару посетил Йозеф Маман Маарави, испаноязычный раввин-сефард родом из Марокко. Он обнаружил, что в последних сохранившихся здесь списках Торы недоставало двух книг, а религиозный обряд был полон неточностей и упущений. Он решил остаться в Бухаре, открыл йешиву и настоял на переходе общины к сефардской литургии.

Положение бухарского еврейства перед русским завоеванием Туркестана было плачевным. Арминий Вамбери, венгерский тюрколог и путешественник, под видом дервиша проникший в Бухару в начале 1860-х годов, писал, что десять тысяч бухарских евреев «живут в величайшем угнетении, презираемые всеми».


Как они жили и выживали

В Бухаре евреи были сосредоточены в трех специально отведенных махаллях: Старой («Кухна», то есть место жительства «кухенов», то есть коэнов, еврейской аристократии), Новой (Нау) и «Благоустроенной эмиром» (Амирабад). Востоковед Николай Ханыков писал, что «благоустройство» заключалось в том, что под последние две махалли были отданы пустыри или участки возле малярийного болота, причем евреи должны были выкупать их по завышенным ценам. Там жили «леви», еврейский «средний класс», и беднота, «исроэль».

Общину возглавлял калонтар – выборное лицо из числа богатых и родовитых евреев, который заведовал сбором налогов, административными и судебными вопросами. После уплаты ежегодных податей и дополнительного «налога за сохранение жизни» эмирский чиновник отвешивал калонтару две пощечины, что должно было символизировать неравноправие евреев по сравнению с мусульманами.

Другие знаки неравноправия соответствовали шариатским правилам жизни «зимми», то есть немусульманских общин, находящихся под «покровительством» правоверных.

Их дома и лавки должны были быть ниже мусульманских, и даже прикосновение еврея к мусульманину могло быть поводом для безжалостного избиения. Им было запрещено ездить на лошадях, одеваться в шёлк – несмотря на то, что многие из них занимались прядением и окраской шёлка.

Они должны были подпоясываться веревкой вместо поясного платка (который в то время служил своеобразным кошельком и являлся предметом щегольства), а также носить опушенную мехом шапку, отличную от мусульманской чалмы, дабы встречный правоверный не мог по ошибке сказать им «Ассалому алейкум».

Но самой страшной угрозой было насильственное обращение. Поскольку обращение неверного является важнейшей заслугой каждого мусульманина, бухарцы изыскивали для этого малейшую возможность – при помощи убеждения, угроз или словесных уловок.


«Встретив на улице еврея, к нему обращались с вопросом: "Неверный, откуда ты вернулся?" (Кофир, аз куджо гашти?). Пользуясь многозначностью глагола "гаштан" (который означал и "вернуться", и "отвернуться", "отречься”), ответ "Я вернулся оттуда-то" истолковывали как "Я отрекся" (от своей религии), то есть стал мусульманином. Когда еврей в отчаянии и возмущении начинал возражать, его обвиняли в том, что он сначала принял ислам, а потом отрекся от него, за что по шариату полагалась смерть», – писала историк Ольга Сухарева.

Но обращение не означало автоматического перехода в разряд полноценных мусульман. Насильно обращенных называли «чала» («ни то, ни сё»), к ним относились с недоверием и презрением, так как (часто справедливо) полагали, что они втайне практикуют иудаизм.

Чала селились отдельно и от мусульман, и евреев и являлись объектом постоянной слежки. Только их потомки в третьем и четвертом колене могли считаться полноценными мусульманами, достойными равноправия и уважения.

Бухарские евреи были торговцами, ремесленниками, медиками и музыкантами. Левай-Стросс, придумавший джинсы еврей-ашкеназ, мог бы одобрительно ухмыльнуться, узнав, что фраза «пойти к еврею» в Бухаре обозначала намерение покрасить ткань в цвет индиго – настолько евреи монополизировали это занятие.

Среди евреев были умелые исполнители макомов, часто основывавшие династии виртуозов, которые до сих пор собирают толпы ценителей – в Израиле или США.


Приход русских

«Золотой век» бухарского еврейства пришелся на время царского владычества до революции 1917 года. Они считались «туземной» национальной группой, поэтому налагаемые на евреев-ашкеназов ограничения их не касались. Прежние запреты были отменены, и некоторым «чала» было позволено вернуться в иудаизм.

Бухарские евреи начали переселяться в русский Туркестан, где они занимались торговлей и устройством промышленных предприятий. Многие разбогатели на переработке хлопка и торговле им и русскими товарами, их дети зачастую учились в русских школах и европеизировались гораздо быстрее, чем дети мусульман.

В начале XX века часть бухарско-еврейской молодежи подпала под влияние марксизма. После большевистского переворота 1917 года они помогали советской власти искоренять «средневековое мракобесие» в Туркестане. В двадцатые годы были образованы еврейские школы, колхозы и артели, выходили газеты на бухарско-еврейском диалекте.

Но чистки, репрессии и гонения на верующих коснулись и бухарских евреев: многие интеллектуалы, раввины и «буржуи» были репрессированы, синагоги закрыты и превращены в жилые дома или артели, свитки Торы конфискованы.

Сотни евреев попытались переселиться в Палестину через Иран и Афганистан, несмотря на угрозу ограбления или убийства. Оставшиеся тайком устраивали молитвы и обрезания сыновей – а на людях вели светский, вернее, советский образ жизни.

«За то, что меня учили, учителя посадили на четыре года», – говорит Аарон Сиянов, белобородый восьмидесятилетний раввин с татуировкой звезды Давида на руке.

В послевоенные годы евреи разделили горести всего советского народа.

«Я в детстве мечтал поесть досыта, хлеба покушать и поспать отдельно, – вспоминает свое детство в многодетной семье Исаак Гулямов, 79-летний пенсионер, бывший фельдшер. – А сейчас все хорошо».


Золотая осень

Сейчас, действительно, все хорошо. Родственники помогают из-за рубежа, дети учатся в еврейской школе – хотя сейчас большинство учеников уже из узбекских и таджикских семей, работают еврейские благотворительные организации из США и Израиля.

Правда, придирчивые израильтяне-ортодоксы не всегда доверяли чистоте местного кашрута.

«Как я режу (корову), они мое мясо не кушают, – говорит раввин Сиянов об опыте первого общения с израильтянами. – У тебя диплом из России, не Израиля, говорят».

Но самое главное в том, что узбекское правительство, так старательно искореняющее любые формы ислама или христианского протестантизма, не совпадающие с государственными установками, не чинит бухарским евреям никаких препятствий в отправлении их культа – в отличие от некоторых соседей по региону.

В 2008 году власти Таджикистана приказали разрушить последнюю синагогу и йешиву в центре Душанбе – чтобы освободить место для строительства президентского дворца. Взамен крохотная община получила голый участок земли на окраине, но от земли община отказалась, потому что денег на строительство нового здания не было. Потом общине подарили здание для новой синагоги. В мае 2009 года синагога открылась.

После семидесяти лет советской власти многие бухарские евреи не отличаются религиозностью – или слишком заняты работой, чтобы посещать службы. Но каждое утро и вечер горстка мужчин все равно собирается в двух синагогах города.

«Я думаю, еще останутся евреи в Бухаре, – говорит раввин Сиянов. – Когда я был в Израиле, они сказали, что все сделают, чтобы сохранить термин – бухарский еврей».


Мансур Мировалев

Фото Тимура Карпова. Больше снимков (21) — в Галерее.Ферганы.Ру.

Международное информационное агентство «Фергана»