Игорь Надеждин: «Моих людей в Ташкенте уже нет»
Как из домашнего ташкентского мальчика получился музыкант международного класса, специализирующийся на «самой солнечной музыке мира» - бразильском джазе? Читайте разговор Санджара Янышева с Игорем Игоревичем Надеждиным - пианистом и композитором, лидером московской джаз-группы «Esh», а по совместительству заядлым кошатником и талантливым веломехаником.
- Кошка в доме - признак глубокой оседлости, иногда даже более глубокой, нежели дети. Игорь, как так получилось, что, не имея своего жилья в Москве, ты обзавелся аж двумя кошками?
- Один из них - кот. Он уже совсем взрослый. Кошка же появилась при весьма драматических обстоятельствах. Гостили мы с женой у ее сестры в Коломенском. На обратном пути в машине услышали истошный вопль; он был настолько громким, что перекрыл шум нашего двигателя и гул шоссе. Спешно затормозив, мы вылезли наружу, я открыл капот - там сидел страшненький чумазый котенок. Еле-еле вытащили его на свет: он упирался, пытался спрятаться под провода… Ну, поехали к ночному ветеринару, слава Богу - никаких повреждений, что само по себе чудо. Привезли домой, отмыли, вывели блох, хотели отдать в добрые руки, но, как водится, привязались к нему и - вот.
- Сколько лет уже на съемной квартире?
- У, много. Я в Москве с 2002 года. Правда, сперва жил у брата, в депутатских хоромах. Он был депутатом Государственной Думы, ему полагалась казенная квартира. И почти год я жил в такой квартире на улице Улофа Пальме. Там стоят знаменитые дома, которые не обозначены ни на одной карте. Шикарные апартаменты с пропускной системой и толстыми-толстыми стенами…
Игорь Надеждин. Фото со страницы музыканта в Фейсбуке - www.facebook.com/eshjazz
- Что хорошо для музыканта!
- Ага. Самую первую программу нашего ансамбля мы, кстати, репетировали именно там. Однако спустя год пришлось съехать, поскольку брата не переизбрали в Думу и квартиру пришлось освободить. С тех пор живем в Отрадном.
- Но ведь сперва ты уехал в Израиль? И даже много лет был натурализовавшимся израильтянином.
- Ок, давай по порядку. Из Ташкента я уехал в 1994-м. Ты помнишь, какая там ситуация была? Союз развалился, люди разлетались во все стороны. Безработица, еда по талонам… Помню, благодаря поддержке Марка Яковлевича Вайля, царствие ему небесное, я играл в театре «Ильхом» с Вадимом Ларгиным, контрабасистом (он сейчас живет в Германии). Вайль тогда сказал: выступай хоть каждую неделю. Но денег, которые мы зарабатывали, с трудом хватало на то, чтобы контрабас довезти на такси до дома. Правда, появлялись какие-то хитрые схемы… У меня был знакомый - кстати, звали его Санджар, - прекрасно образованный, из интеллигентной узбекской семьи. «Давай, - говорит, - я буду скупать часть билетов и реализовывать их по своим каналам?» Зачем ему это было нужно, я не знаю, но пару раз он заплатил мне по 40-50 тысяч сумов - а в театре мы получали, допустим, 15 тысяч за выступление. Еще извинялся, что мало. «Веселые» были времена. Джаза в Ташкенте - йук, расти некуда. А для джазового музыканта очень важна среда, возможность слышать других… Меня звали в Москву - тот же брат, на тот момент еще не депутат. Но я был в браке, жена не хотела в Москву, а хотела в Израиль. И основания были: мама-то у меня еврейка.
Родители - Лариса Беленькая и Игорь Надеждин. Конец 1960-х годов
- Это выяснилось лишь в тот момент?
- Нет, в тот момент выяснилось, что я подпадаю под израильский закон о репатриации. В Израиле я довольно быстро нашел работу: играл в различных отелях вдоль побережья, в клубах. Концы с концами сводил. Однако через какое-то время снова встал вопрос о невозможности роста. Страна маленькая, музыкальный рынок - крошечный. Я, конечно, мечтал о Нью-Йорке. Не сложилось. В итоге оказался в Москве.
- Тут полегче было с музыкой?
- Конечно! В Москве есть джазовая школа. Пианисты высочайшего класса. В начале 2000-х здесь была куча интереснейших коллективов - почти все они потом распались. «Пернатый змей», например. Или «Позитив». В Израиле такого не было.
- Ты жил в Тель-Авиве?
- Да, и в соседних городах: Рамат-Гане, Ришон ле-Ционе, где до сих пор живут мама с моей сестрой.
- Бывал в Иерусалиме?
- Неоднократно.
- Мой ташкентский друг, побывав в этом городе, разглядел в нем Ташкент. Они действительно в чем-то родственники?
- Не могу этого сказать. Города в Израиле очень похожи друг на друга: там одни и те же улицы. Как в Советском Союзе, помнишь? В каждом городе была улица Мира, улица Ленина…
- Улица Строителей.
- …Улица Коммунаров… То же и в Израиле: в каждом городе есть улица Жаботинского или улица Герцля, или улица Бен-Йуды. Иерусалим, конечно, среди них выделяется. Но сходство с Ташкентом… Ташкент для меня - город зелени и медленно проживаемого времени. Иерусалим более суетен. Старый город, конечно, уникален: со своей замершей жизнью он, кажется, вообще пребывает вне какого-либо времени. Но обилие туристов переворачивает всё с ног на голову.
Я-то знаю Иерусалим немного с другой стороны. Поскольку в Израиле я всерьез увлекся велосипедным спортом, то каждую субботу ездил в Иерусалим на велике. Я поднимался по всем этим нехилым горкам, заезжал в различные потайные места. Изъездил всю арабскую часть города - а это совершенно иной Иерусалим.
- У тебя, я вижу, и тут - куча велосипедов.
- Мои только два, остальные - чужие. Я ведь их еще и чиню - такая вот дополнительная профессия.
- Откуда в музыканте талант веломеханика?
Обосновавшись в Москве, также потихоньку начал собирать велосипед с нуля. Профессиональный велосипед ст оит почти как приличный автомобиль. Ну, купил вначале простейший велик, со временем поменял навеску и колеса, потом раму и так далее.
- Каша из топора.
- Скорее, игра в конструктор. В результате стал помогать знакомым - выбрать или починить велосипед, а когда повалили знакомые знакомых, начал немного зарабатывать. И сегодня это неплохой приработок, поскольку велоспорт становится популярным. Наряду с модой на триатлон - в среде офисных работников менеджерского состава.
- Ты упомянул Елец. Туда-то тебя как занесло?
- Дело в том, что все мои бабушки и дедушки - музыканты. И родители - тоже. Отец, Игорь Борисович Надеждин, композитор, причем, ярый авангардист. А поскольку он человек весьма последовательный и упрямый, то в ташкентский Союз композиторов его так и не приняли. И никакие социальные блага в виде, например, квартиры ему не светили. Мы ютились всемером в маленькой «хрущобе». Тем временем дети, то есть - я с сестрой, стремительно росли. В какой-то момент родители разослали письма во все отделения Министерства культуры: два молодых специалиста ищут работу, готовы на переезд. Стали поступать приглашения. Единственным, однако, местом, где им пообещали квартиру в течение полугода, оказался этот самый Елец. Было это в 1970 году, мне тогда исполнился год. И раннее мое детство, до шести лет, прошло там, в Липецкой области. Потом родители почему-то решили, что я тоже буду музыкантом, - и отвезли меня в Ташкент.
- А сами остались в Ельце?
- Да. Папа мой до сих пор там живет. Меня отдали в спецшколу Успенского, и стали мы жить вчетвером с дедушкой, бабушкой и младшей тёткой. Позже, подростком, я сбежал к родителям в Россию, поскольку музыка мне вдруг осточертела. Это очень расстроило бабушку с дедушкой: видимо, я подавал большие надежды. Спустя два года вернулся в Ташкент, пришлось изрядно наверстывать. К сожалению, многое было упущено невозвратно.
- А вернулся зачем?
- Встал вопрос о будущей профессии, а в Ельце учиться особо негде. Природа там, конечно, необычайно красивая, воспета еще писателем Иваном Буниным, но публика, как ты понимаешь, весьма… специфическая. Российская глубинка: все пьют, а если не пьют, то это либо больные, либо идиоты.
- Помнишь, у Тарковского в «Сталкере»: «Я просто выпил, как это делает половина народонаселения. Другая половина - да, напивается, женщины и дети включительно».
- Ага-ага. Мне, конечно, ловить там было нечего. Я вернулся в Ташкент и, благодаря авторитету деда, был принят обратно в школу Успенского, в свой родной класс.
- Расскажи про деда. Он ведь был известной личностью в музыкальном Ташкенте.
- Владимир Абрамович Беленький - личность для Ташкента действительно знаковая. Великолепный педагог: через его руки прошло не одно поколение музыкантов. И меня как музыканта воспитал именно дед. В свое время он закончил Московскую консерваторию по классу скрипки. А родился в 1919 году в Украине, в городе Елисаветград (ныне - Кировоград). Мои прадед и прабабка буквально бежали оттуда в Ташкент во время гражданской войны.
Владимир Абрамович Беленький
Кстати, интересный факт. Отец моей бабушки-пианистки, Екатерины Феодосьевны Беленькой (урождённая Раду), обучившей меня азам фортепианной игры, был молдаванин, по профессии, кажется, оружейный мастер. Помимо прочего, он чинил пишущие машинки и велосипеды. Вот она откуда, моя велострасть! А в 30-е годы был репрессирован - это всё, что я о нем знаю.
- Хочу побольше расспросить тебя о музыкальной среде Ташкента. Насколько я знаю, она во многом сформировалась благодаря эвакуированной в войну ленинградской профессуре. Возникла ведь целая композиторская школа.
- Да, и у истоков узбекской композиторской школы стоял другой мой дед, Борис Борисович Надеждин. Многие известные композиторы республики - его ученики. В Ташкенте есть даже музыкальная школа имени Бориса Надеждина. Я знал об этом, но обнаружил ее случайно: как-то иду по улице Шота Руставели и вижу - висит табличка. Со мной были друзья; я говорю им: «Это мой дедушка!» Они смеются и не верят.
- Несколько слов, пожалуйста, про знаменитую Школу имени В.А.Успенского (в народе - «Успенку»). Общее образование в ней совмещено с музыкальным, стало быть, принимали туда детей исключительно одаренных, так?
- Она была создана по образцу ЦМШ - Центральной музыкальной школы в Москве. Такие школы возникли в 50-е годы по всему Советскому Союзу. Помимо меня, из Успенки вышли мои родители, две мои тётки - мамины сестры - тоже закончили эту школу. Разумеется, в ней учились дети музыкантов: как правило, все успешные музыканты - это дети музыкантов, такой вот непрерывный завод… Что говорить, школа была элитная. И по качеству учителей, и по составу учеников. Настоящий Храм Искусства. Когда я на два года сбежал в Елец и пошел в тамошнюю общеобразовательную, я этот контраст ох как почувствовал! (Смеется).
- А с кем-нибудь из выдающихся музыкантов приходилось общаться? Например, с Янов-Яновскими…
- Феликс Маркович Янов-Яновский - это ученик моего деда, упомянутого выше Бориса Надеждина. А сын его Дмитрий, не менее выдающийся композитор, учился в Успенке у моей младшей тетки. Она вела класс камерного ансамбля, а он всё время сбегал с уроков (смеется). Ну, творческий же человек!
- Кстати, один их моих любимых авторов Альберт Малахов - ученик Бориса Надеждина. Вряд ли ты был с ним знаком: он умер в год твоего рождения. Всё-таки чертовски любопытно, как из академической среды, насквозь «культурной» и «традиционной», вырастают такие экзотические фрукты, как ты?
- В семье, как известно, не без «урода». Действительно, никто из моей многочисленной музыкальной родни никакой склонности к джазу никогда не питал. Вообще, бытует (или бытовало в годы моей молодости) эдакое высокомерно-пренебрежительное отношение к джазу среди музыкантов-«академиков». Хотя мало кто из них - я интересовался, - знает кого-нибудь, кроме Луи Армстронга и Эллы Фитцджеральд (с неправильным ударением, ага!). Иногда вспоминали также Оскара Питерсона - на этом джаз для них заканчивался.
Джазовой среды в Ташкенте не было. Был такой известный композитор: Эдуард Нерьянович Каландаров, сейчас он живет в Америке. Это большой друг и однокашник моего отца. Я с удовольствием ходил к нему в гости. Он показывал мне фантастические вещи, брал на фортепиано какие-то немыслимые аккорды… Наверно, я могу назвать его своим первым учителем в джазе.
- А ведь Каландаров занимался также музыкальным синтезом: Восток - Запад. Мне интересно вот это сращивание узбекского и европейского начал: в Ташкенте оно происходило, как мне кажется, естественно, тому способствовали и воздух, и почва.
- Взаимопроникновение было, причем, совершенно искреннее и органичное. Мой дед, например, - тот, который Беленький, - в свой оркестровый репертуар без каких бы то ни было указаний свыше включал произведения узбекских авторов, в частности Фаттаха Назарова. Я помню, исполнение его «Песни и танца»: в какой-то ключевой момент на сцене из-за смычков появлялся музыкант с дойрой - тум-ля-ка-тум! - и это имело колоссальный успех у публики.
- Кажется, были и узбекские дирижеры - популяризаторы европейской музыки, например, Захид Хакназаров (Хак - так его зовут ташкентцы)…
- Он и сейчас жив-здоров. Я учился с его дочкой Барно - где она теперь, не знаю. Все мои ташкентские связи сегодня - это младшая тетка (с ней я не общался даже по телефону уже тыщу лет) и одноклассник Аскар Бигашев, виолончелист. Кажется, он преподает в Успенке.
- Я всё пытаюсь понять, какую же роль Ташкент сыграл в твоей жизни.
- Ну, во-первых, я родился в Ташкенте - это, наверно, само по себе оставляет неизгладимый отпечаток на любом человеке! (Смеется). Этот город - часть моей жизни, пусть теперь уже и меньшая часть. Помню, когда я уехал в Израиль, года три меня мучила жуткая ностальгия. Мне очень хотелось съездить на родину. Хотя я понимал, что Ташкент уже не тот… И, наверно, я был прав, что ни разу туда не вернулся. Дух Ташкента - это люди. А моих людей там уже нет.
- Думаю, нет. Я всё-таки человек космополитичный. Хотя слушать восточную музыку люблю. Вообще, всякого рода ностальгирование не продуктивно. По-настоящему мы живем здесь, сейчас в Москве, завтра - Бог весть. Пока у меня есть возможность играть свою любимую музыку, я живу тут. Если эта возможность исчезнет, то я перемещусь куда-то еще. А Ташкент сегодняшний - для меня эта тема закрыта. Сказать по правде, я сторонюсь людей, которые, узнав во мне ташкентца, бросаются с объятьями. Ташкентцы носят на себе специфический налет провинциальности; наверно, это даже и хорошо. Но я-то меняюсь.
Ты ведь помнишь эти традиции: если тебя позвали к себе домой, то голодным ты не уйдешь. В Израиле или Европе всё иначе: если тебя позвали на чай или кофе - ровно их тебе и нальют. Хотя… Полтора года назад мы с женой моей Аней были в гостях у нашего друга Пауло в Испании - секретаря бразильского посольства в Мадриде. Там нас пригласили потусить в компанию общих, почти случайных, знакомых. Мы купили вина - там свое вино. Разлили, пьем. Принесли какие-то орешки. Наученные всяким опытом, мы ничего другого уже и не ждали. Не прошло и получаса, как стали носить огромные блюда. И нам закатили ТАКОЙ ужин, что мы ушли оттуда еле живыми.
И вот тогда я словно бы вернулся в мой Ташкент.
Беседовал Санджар Янышев
Посмотреть больше видео, узнать расписание концертов в Москве, а также связаться с музыкантами можно на официальном сайте группы «Esh»
