«Спасибо вам за это чувство, Ислам Абдуганиевич!»
Тридцатого августа две тысячи шестнадцатого года после двухмесячных каникул в России моя мама возвращалась в Ташкент. Компания «Узбекистон Хаво Йуллари» задержала вылет сначала на два часа. Потом объявили посадку, пассажиров впустили в самолет - и ещё шесть часов мучительного ожидания со сканвордами и очередями в туалет.
Вроде бы ждали важного ГРУЗА (какой такой ещё «груз» может лететь обыкновенным гражданским рейсом, скажите на милость?). И у пассажиров, и у нас, болеющих за их скорейший благополучный перелёт, всё это время в голове циркулировало одно слово: «Каримов».
Я не знаю, как связана эта задержка в «Домодедово» с состоянием здоровья президента Узбекистана, однако некая параллель, хотите - прямая, хотите - метафорическая, здесь напрашивается: летим, не летим - живой, не живой…
Существует ещё одна параллель - многажды подмеченная, и оттого не менее явная.
Узбекистанский путь развития общества, начиная с взаимоотношений граждан и власти и заканчивая ограничениями в отношении потока информации или оборота иностранных валют, - это такая лабораторная, испытательная модель для общества российского.
Там - вырубка деревьев и снос гаражей, здесь - «ночь длинных ковшей». Там - 27 лет президентства (треть человеческой жизни!), здесь - 16, а будет 27, и очень скоро. И тут, и там - на свой, особый, манер понятая демократия: большинство (народ) ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочет - и такого президента и такой «стабильности», даже если это противоречит действующей Конституции.
Зачем, в самом деле, ориентироваться на Запад с его мультяшными ценностями; у нас на Востоке (и в Узбекистане, и в России) другие темпы: за четыре года человека разве узнаешь? А нам хочется узнавать человека, взрослеть с ним, стареть, а Бог даст - и умереть при нем; не чужой ведь, почти родственник, а родственников, как известно, не выбирают.
Кстати, о родственных чувствах. Легитимность/нелигитимность той или иной власти - штука внешняя, институционная - существует внутренняя, имманентная связь народа с его главным представителем. Отсюда частые высказывания о «коллективном путине», «коллективном каримове».
Президента Узбекистана в республике иначе, как «папой», не зовут вот уже лет двадцать. Путин - тоже «наше всё». Подобно тому, как домашние питомцы и их хозяева с годами приобретают общие черты и повадки, сходство государственного мужа номер один - и шире: устройства власти - и выдвинувшего его общества - шире: нации - мистическим образом прописывается в истории подобно генетическому коду.
Все эти годы, глядя в экран или наблюдая за многочисленными другими эманациями президента Каримова Ислама Абдуганиевича, я узнавал характер моего народа, проявленный зеркально.
Главная наша черта: мы до ужаса толерантны. То есть терпимы. На свой, восточный, манер. Готовы терпеть бесконечно долго: ложь, манипуляции, поборы. Даже если понимаем, что нами правит дракон. Как в пьесе Евгения Шварца, написанной в 1942-1944 гг. в Сталинабаде (так тогда назывался Душанбе - в честь ещё одного «отца народов»): «Пока он здесь - ни один другой дракон не осмелится нас тронуть… Единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного».
У такой виктимности (жертвенности) есть своё объяснение, данное когда-то психологами; она зовётся «выученная беспомощность». Отсутствие возможности что-либо контролировать рождает привыкание: мы будем терпеть бесконечно долго, пока не сдохнем, потому что от наших действий всё равно ничего не зависит. Об этом тоже есть у Шварца - в пьесе «Обыкновенное чудо»: «Во мне вдруг проснулся дед с материнской стороны… Он так боялся боли, что при малейшем несчастье замирал, ничего не предпринимал, а всё надеялся на лучшее. Когда при нем душили его любимую жену, он стоял возле да уговаривал: потерпи, может быть, всё обойдется!»
Это ведь и наш портрет - не только во время андижанского расстрела, но и за все «тучные» каримовские четверть века.
День Независимости - главный наш праздник. При этом никакой независимости нет: мы смотрим российские телеканалы, мы болеем за российских спортсменов, мы зависим от российских заработков: половина дееспособного населения трудится на стройках и во дворах у могучего соседа; мы, что греха таить, любим президента России почти так же сильно, как своего собственного, и захоти он завтра сделать Узбекистан частью «русского мира» - на прежних условиях или на любых других - никакой референдум не понадобится.
Имперский синдром пустил в нас корни очень глубоко; избавиться от него гораздо труднее, чем срубить чинару, посаженную при российском генерал-губернаторе.
На абсурд мы реагируем как слепой на солнечный свет: никак. Нет, мы любим удивляться: чем проще предмет, тем больше радость и удивление. Например, дыня. Или лепёшка. Новое пугает. Поэтому ничего нового нас не ждёт. Отцом народа по-прежнему будет Мумкинэмас Керакэмасович (в вольном переводе на русский - «Непозволяй Неразрешаевич»).
Сюрпризы в ближайшие четверть века нам не светят. Зато и крупных разочарований не будет. Помните, как с падишахом Изумрудного города Гудвином: все думали, что он волшебник и чародей, а он… просто хороший человек. Вот это действительно было бы чудом. Но такое бывает только в сказках.
Уже пораженный инсультом, в состоянии клинической смерти, наш вождь написал слова, которые меня по-настоящему тронули, которые не могут не тронуть: «На пути к достижению поставленных нами перед собой великих целей - построить свободное, демократическое государство, перейти к рыночной экономике, сформировать гражданское общество, войти в ряд развитых государств мира - мы не принимали скоропалительных решений, не допускали опрометчивых шагов и необдуманных действий, изучали передовой мировой опыт, но не копировали при этом других. Мы избрали единственно верный для нас путь, нацеленный на далёкую (курсив мой. - С.Я.) перспективу, полностью соответствующий менталитету нашего народа, особенностям и условиям страны, получивший признание на международной арене как "узбекская модель" развития… За исторически короткий период Узбекистан из отсталой, не способной содержать и защищать себя республики с… крайне низким уровнем жизни населения, превратился в динамично и стабильно развивающееся мощное государство, занимающее достойное место в мировом сообществе».
«Узбекская модель», о которой пишет президент, очень древняя (не напрасно ее перенимает - уже переняла! - Россия), она зовется оксюморон. «Белые ночи» (исконно наше, родное выражение для слабо заваренного чая), «умная глупость», «убогая роскошь», «живой труп» (простите, ничего конкретного не имел в виду)…
Уж давно, кажется, можно было отсмеяться; мы противоречивы - тем и интересны. И всё-таки при чтении этого текста (по сути - завещания) меня не оставляло чувство причастности Великим Свершениям. Спасибо вам за это чувство, Ислам Абдуганиевич. А ещё за то, что оставили после себя крохотную надежду на выздоровление.
Дорогие мои земляки, узбекистанцы, поправляйтесь! Это не просто, но всё-таки возможно. Мы-то ведь живы. Мы всё ещё живы.
Санджар Янышев, писатель, поэт
