В пятой части подготовленного переводчицей из Ташкента Фаридой Шарифуллиной материала по книге французского путешественника и фотографа Гюго Краффта «A travers le Turkestan russe» («Через Русский Туркестан») речь идет о том, как жители Туркестана отмечают свои главные праздники – наступление Нового года (Соли Нав или Навруз), Руза-хаит и Курбан-хаит, связанные с постом в священный месяц Рамазан (Рамадан).

Примечание: сартами называли узбеков и таджиков.

Первая часть, вторая часть, третья часть, четвертая часть

* * *

ПРАЗДНИКИ МУСУЛЬМАН СРЕДНЕЙ АЗИИ

Основными религиозными и светскими праздниками, которые я видел во время своего пребывания в русском Туркестане, были пост в месяц Рамазан и большие молитвы по его завершению, Новый год Соли-Нав (Навруз. – Прим. переводчика) и праздник жертвоприношений Курбан-намаз (Курбан-Хаит, Курбан-байрам. – Прим. переводчика). Я видел эти праздники в Самарканде и в других городах Туркестана. А на празднике Соли-Нав я присутствовал даже в двух разных городах, так как он отмечался в Ходженте на неделю позже, чем в Самарканде.

Рамазан и Руза-Хаит

В 1899 году Рамазан начался 12 января и завершился 11 февраля. Я находился тогда в Фергане и созерцал в Коканде, Андижане и Маргилане спокойствие в течение дня и длительные религиозные пирушки «ифторлик», которым мусульмане предаются по ночам после тяжелого дневного поста. Я видел ифторлик в чайханах на базарах, заполненных туземцами всех сословий, а также на улице вокруг очагов и костров, когда снег покрывал землю толстой шубой.

В Ташкенте я присутствовал на общих молитвах по закрытию Рамазана, которое называется Байрам-Намаз в тюркских странах и Ийд-аль-Фитр в арабских странах. Празднества всегда проходят в первый день десятого месяца мусульманского лунного года. Величественные, как все магометанские собрания, они особенно любопытны на кладбище Шейхантаур, где с восходом солнца собираются одетые в самые красочные халаты тысячи и тысячи мусульман.

Толпа теснится перед порталом, на длинной аллее и по краям больших прудов, чьи воды отражают сверкающие краски шелка и бархата великолепных одежд.

В этой толпе я заметил всего лишь несколько женщин, герметично укрытых маской из черного конского волоса. Но богато одетых девочек и мальчиков было бесчисленное множество. Диадемы из чеканного серебра, серьги из филиграни, коралловые бусы, букетики перьев диких птиц, прикрепленные к головному убору, на плечи или на спину, украшали эту галантную молодежь, по-мусульмански серьезную и со своим особым шармом.

Представители мусульманской знати в праздничном костюме. Фото Гюго Краффта

Собравшись у стволов гигантских деревьев, верующие в белых чалмах заканчивают молитву и сворачивают квадраты полотна или шелка, на которых они сидели, повернувшись лицом к мавзолею похороненного здесь святого.

Сразу же после молитвы мужчины, юноши и дети расходятся по разным сторонам вдоль лавок с игрушками, выпечкой и сладостями.

После обеда на большие кладбища возвращается покой, а толпа движется в сторону базаров, где праздники длятся в течение трех дней после большой молитвы. Все лавки заперты, но основные артерии базаров, затененные циновками и переносными решетками, открыты для праздничной толпы.

Веселая толпа суетится перед чайханами, заполненными посетителями, большинство которых, следуя мусульманской моде, закладывают за ухо свежие цветы – первые признаки весны.

Никакой повозке сюда заходить нельзя, но на других улицах туземного города вплоть до широких проспектов русского города не прекращается бесконечное движение всадников и телег-арба.

Навруз, или Соли-Нав

Праздники Соли-Нав всегда проходят в конце нашего месяца марта. Будучи чисто светскими, они имеют языческое происхождение. Некоторые мусульманские народы сохранили этот праздник для того, чтобы отмечать начало солнечного года, то есть вступление Солнца в знак Тельца.

Мусульмане в Ходженте на празднике Соли-Нав. Фото Гюго Краффта

В Персии этот праздник носит название Навруз, и для мусульман-шиитов он еще более важен, чем в Средней Азии, но и здесь он отмечается пышно и с большим размахом всеми мусульманами-суннитами.

В Ходженте гуляния проходят на берегу Сырдарьи. Параллельно реке на крутых берегах и откосах на несколько дней устанавливают навесы из циновок и тенты из расшитых бухарских панно (сюзане. – Прим. переводчика), на земле расстилают циновки и ковры.

Чайхана на берегу Сырдарьи в Ходженте. Фото Гюго Краффта

В этих временных чайханах, украшенных искусственными цветами, сарты проводят бесчисленные часы, созерцая упражнения жонглеров и канатоходцев на шестах, установленных ниже уровня песков, окаймляющих реку. Огромные трубы, как те, что мы слышим в опере Верди «Аида», громкой музыкой оживляют праздники.

Трубачи в Ходженте. Фото Гюго Краффта

Эхо разносило великолепный звук этих труб, когда я пришел. Но толпе, изумленной видом незнакомого посетителя и фотоаппарата, было интереснее глядеть на меня, чем на акробатов.

Сарты на празднике Соли-Нав в Ходженте. Фото Гюго Краффта

В Бухаре Новый год отмечали в нескольких километрах от города в одной из резиденций эмира, и здесь не использовали трубы, как в Ходженте. Бухарские праздники можно сравнить с самаркандскими, которые отмечают на большом плато Афросиаба с непременным проведением конских скачек, что представляет собой чрезвычайное оживление.

Праздничные купкари на Афросиабе

Нигде в мире лучше, чем на Афросиабе, не удается развернуть большие народные праздники. Вдали от сказочного города, чье рождение теряется в ночи времен, это место занимает обширное пространство холмов и оврагов между нынешним Самаркандом и руслом реки Зеравшан, а своей конфигурацией оно неожиданно добавляет тайну древней легенды.

Праздничная ярмарка на Афросиабе. Фото Гюго Краффта

Огромная балка, которая находится практически в двух километрах от некрополя Шахи-Зинда, формирует широкую арену у подножья самого высокого холма. Говорят, что именно здесь находится крепость Афросиаб; но как искать ее остатки под сформировавшейся в течение веков агломерацией земли и песка?

Холмы Афросиаба. Фото Гюго Краффта

Если организовать серьезные раскопки, несомненно, будут найдены объекты огромной археологической ценности. Это неоспоримый факт, потому что труды туземцев при распахивании земель украшаются коронами успеха. Они находят самые разные предметы: орудия каменного века, обломки античных горшков и терракотовых фигурок, лампы и сосуды для благоуханий греческого происхождения, монеты разных эпох, камни с сасанидскими и куфическими письменами, фрагменты средневековой христианской и мусульманской керамики и многие другие свидетельства ушедших цивилизаций.

Купкари на Афросиабе. Фото Гюго Краффта

Однако даже самые скрупулезные раскопки всегда останутся неполными, так как большая часть Афросиаба сейчас занята мусульманскими кладбищами, и отдельные памятники рассыпаны среди могил и курганов.

Этот большой овраг Афросиаба с его желтоватым озером и песчаными холмами в виде амфитеатра представляет собой место, в высшей степени приспособленное для скачек и купкари, которые вместе с танцами бачей являются любимыми развлечениями населения этих регионов.

Купкари в большой балке Афросиаба. Фото Гюго Краффта

Будучи тюркского происхождения, купкари (бускачи, улак) практикуются по всей Средней Азии. Они организуются сразу же, как только соберется группа туземцев для покупки козлов и коз, которые являются ставками в игре; но если иностранец или русский объявит, что в такой-то день он подарит козла для скачек, наплыв будет еще большим, и дарителю будет представлено необычное зрелище.

Всадник в сапогах на высоком остром каблуке. Фото Гюго Краффта

Перед игрой сарты-всадники освобождаются от своих тюрбанов и халатов и переодеваются в одежду, потрепанную предыдущими скачками. Сотнями и сотнями на лошади или пешком прибывают зрители.

Козлу перерезают горло, отрезают голову, и еще теплый труп кидают на середину арены. Всадники устремляются к центру, и тот, кто первым схватит тушу, поместив ее себе на седло и придерживая ее ногой, скачет быстрым галопом прочь. Все соперники его преследуют. Как только они его настигают, борьба завязывается вновь и вскоре превращается в невероятную схватку возбужденных коней и разъяренных всадников, каждый из которых, не спускаясь с седла, старается захватить добычу. Скачки продолжаются до тех пор, пока не остановятся по указке ведущего. Всадники снова поднимаются на холмы, где сидят зрители, или спускаются в лощину; часто они даже заходят в неглубокую воду озера.

Грандиозные купкари на Афросиабе во время праздника Соли-Нав. Фото Гюго Краффта

Иногда скачки длятся достаточно долго и заканчиваются, лишь когда козел становится бесформенной массой. Победитель забирает мясо козла домой и устраивает пирушку для друзей.

Если иностранец захочет разжечь ярость воинов, ему достаточно пообещать деньги тому, кто принесет останки козла на то место, откуда ведется наблюдение за скачками. Стимулированные такой приманкой, соперники кидаются на добычу. Несмотря на яростную схватку, случаи тяжелого ранения всадника или коня очень редки.

Схватка. Фото Гюго Краффта

Очень часто купкари на Афросиабе проводят зимой, в хорошую погоду; но самые многочисленные и самые обсуждаемые проходят на праздничной неделе по случаю Соли-Нав (Навруз). Купкари присутствуют ежедневно в программе праздничных мероприятий.

В это время сартская молодежь тренируется для будущих скачек, и в маленьких оврагах по соседству с большой ареной мусульманские мальчишки отчаянно галопируют и сражаются за добычу в виде головы зарезанных животных.

Боковой склон Афросиаба во время празднования Соли-Нав. Фото Гюго Краффта

Танцы мальчиков-бача и фейерверки

В конце дня начинались танцы, исполняемые мальчиками-бача. В этой стране, где женщины не могут танцевать на публике, эти юные мальчики заменяли альма (египетские танцовщицы. – Прим. переводчика) или баядерок (в европейской культуре так называли индийских храмовых танцовщиц. – Прим. переводчика).

Танцы бачей во время Соли-Нав на Афросиабе. Фото Гюго Краффта

Большинство городов Туркестана, поселков и даже деревень имеют свои труппы бача, и ни одно домашнее пиршество, ни одно публичное празднество, ни одно мероприятие, организуемое в честь иностранцев, не обходятся без их танцев.

Бача – это мальчики в возрасте от 8 до 16 лет; когда у них начинает расти борода, они оставляют ремесло танцоров и становятся певцами, музыкантами или изучают другое ремесло. Многие из них к этому моменту уже женаты.

Бачи в шатре официальных лиц на Афросиабе в день скачек по поводу Соли-Нав. Фото Гюго Краффта

Поскольку их профессия достаточно прибыльна, бачи обычно носят богатые костюмы. Они походят на всех мальчиков их возраста, с той лишь разницей, что, когда они разворачивают свой тюрбан в начале танцев, по их плечам рассыпаются длинные, как у девушек, волосы.

Бача из Самарканда. Фото Гюго Краффта

Их танцы, сопровождаемые музыкой и пением, являются смешением женских телодвижений и акробатических фантазий, во время которых они охотно фиксируют на лбу монеты, полученные от зрителей. Из любопытства можно пойти на их выступления один или два раза, но это быстро надоедает, так как танцы достаточно однообразны. Самые распространенные музыкальные инструменты – дутар (длинная гитара с двумя струнами), сурнай (кларнет) и дойра (плоский тамбурин).

Дивертисмент, исполняемый группой танцоров-бачей в частном доме. Фото Гюго Краффта

В Самарканде во время Соли-Нав танцы бачей принимают характер бесплатных публичных развлечений. Спектакль, представляемый здесь, более интересен: танцы в нем отличаются от тех, что бачи дают у частных лиц, в апартаментах или во дворе дома.

Каждый день недели Соли-Нав завершается такого типа дивертисментом и фейерверком.

Сын старшего аксакала Самарканда в праздничном наряде. Фото Гюго Краффта

Полиция освобождает центральную часть обоих проспектов, толпа садится на корточки вдоль чайхан и лавок. Таким образом, образуется двойная прямоугольная арена с шатром аксакала в центре. С десяток лучших в городе бачей разделяются на три группы, располагаясь в центре и по сторонам арены. Мусульманский оркестр начинает свою монотонную музыку тамбуров и флейт, и бачи поочередно или вместе кружатся по арене, при этом их волосы разлетаются, а блестящие халаты распластываются горизонтально вокруг них.

Толпа молчаливо, как в экстазе, восхищается спектаклем. Недовольство проявляют только шепотом и только когда публике кажется, что один из бачей не достоин их молчаливого одобрения.

Чайхана на Афросиабе. Фото Гюго Краффта

Время от времени танцоры возвращаются в строй и вместе с музыкантами предаются монотонным речитативам.

С наступлением ночи начинается фейерверк, он длится больше часа, вызывая восторг. Сарты из разных кварталов Самарканда по очереди запускают свои ракеты и хлопушки. Успех запуска сопровождается возгласами и аплодисментами зрителей. Царит невообразимое веселье, интересное тем, что оно контрастирует с обычной невозмутимостью этого народа.

К восьми часам вечера все мусульмане расходятся по домам, зная, что завтра они опять вернутся.

Навруз и власть

На весь период праздников обширное плато Афросиаб заполняется людьми и превращается в некий филиал города, так как практически всё население Самарканда циркулирует тут с утра до вечера. Сарты устанавливают многочисленные лавки, ресторанчики под открытым небом, чайханы. Огромный лагерь оживляется ярмарочными торговцами и артистами, играми всех видов (качели, карусели, крутящиеся колеса…), музыкантами, певцами, сказителями эпосов, которые обычно практикуют свое ремесло на площади Регистан. Оживление на Афросиабе в праздники во сто раз больше, чем на Регистане в базарный день.

Вид на Афросиаб с высоты из шатра официальных лиц. Фото Гюго Краффта

Старший аксакал (глава местной мусульманской полиции) занимает шатер с вышитыми панно-сюзане, установленный на насыпи на пересечении двух главных артерий ярмарочной площади. Он приходит сюда каждый день и принимает горожан. Частенько и я наведывался в этот шатер, когда шел смотреть на скачки или просто гулял в праздничной толпе. Я был тут практически единственным европейцем.

Самый красивый день из праздников Соли-Нав – тот, который военный губернатор выбирает для участия в «больших скачках».

На самой высокой точке Афросиаба, круто нависающей над оврагом, откуда вид простирается на весь Самарканд и красивые горы на горизонте, возводят большой разноцветный шатер. Здесь начальник туземной полиции и главы мусульманских общин принимают вице-губернатора и других представителей российской власти Самарканда. В глубине шатра устанавливается длинный стол для русско-восточного обеда.

Шатер старшего аксакала Самарканда на Афросиабе. Фото Гюго Краффта

Как описать сейчас вид Афросиаба в этот удивительный день, когда на холмах и склонах, на высоких плато или внизу в лощине собираются 20-30 тысяч человек, что напоминает муравейник, окрашенный во все цвета радуги? Каждый одет в свою самую торжественную одежду; всадники накрыли своих коней самыми красивыми вышитыми коврами; на склонах, вплоть до самых недоступных, гроздьями жёлтого, розового и красного цвета сидят туземцы всех возрастов в ожидании увлекательного зрелища.

Прибыв рано утром на самую высокую вершину, я встретил там только почетных мусульман, одетых в парчовые расцвеченные украшениями халаты, и бачей, которые готовились к выступлению.

Старший аксакал был в чудесном костюме: широкий халат из пурпурного велюра, испещренный арабесками, вышитыми золотом или серебром. На голове у него чалма из неотбеленного шелка, тисненая золотом и обернутая плотными складками; его пояс из зеленого шелка с большими лакированными пряжками придерживает кривую саблю из чеканного металла, а церемониальный костюм дополняют штаны из желтой кожи, украшенной разноцветной вышивкой.

Старший аксакал Самарканда в церемониальном наряде. Фото Гюго Краффта

Волостные (то есть главы общин) были разодеты почти так же, как и он, большинство носили российские награды и медали. В определенный момент старший аксакал и несколько волостных покидают шатёр, чтобы верхом на коне отправиться встречать губернатора на окраине сартской части города.

Издали видно, как в облаках пыли приближается официальный кортеж. Губернатора и его семью встречают под звуки российского гимна, и сразу же вслед за этим начинаются большие скачки.

Прибытие военного губернатора на Афросиаб. Фото Гюго Краффта

От самого края шатра кидают по очереди несколько козьих туш. Где-то на середине склона турбулентный поток всадников устремляется в атаку, чтобы вернуться с трофеем, который можно обменять на подарки от губернатора в виде красивых шелковых халатов.

Я отказываюсь даже от попытки описать великолепие этого зрелища. Надо было быть в Афросиабе в день этой феерии, освещаемой ярким светом и летней жарой, чтобы почувствовать густой ориентализм этой постановки, которая разворачивается на великолепной сцене и вызывает в памяти «Тысячу и одну ночь»...

Курбан-Хаит

Курбан-намаз проходил в конце апреля, во второй день последнего месяца мусульманского лунного года.

Этот большой праздник похож на библейскую пасху: мусульмане в память об Аврааме и Исааке приносят в жертву баранов и устраивают пиршество после особых молитв, самые грандиозные из которых проводятся в красивом саду мечети Намаз-Гох в Самарканде.

Мечеть Намаз-Гох. Фото Гюго Краффта

На эти несколько дней сарты договариваются и устраивают по очереди праздничные приемы у себя дома, приглашая всех, кого только можно, и ходят на приемы туда, куда их приглашают. Щедрый хозяин, который устраивает обед своим соседям и знакомым, предупреждает пятидесятника, то есть. старосту своего квартала, и тот передает приглашения через муэдзина. Иногда муэдзин тоже приглашает к себе своих друзей, что заставляет его совершать ответные визиты.

Хорошо организованное пиршество - «курбанлик», - обходится достаточно дорого, так как речь идет о полном обеде, а не просто о баране, которого зарезали в ходе ритуальной церемонии. К нему, как минимум, надо докупить пуд (16 килограммов) пшеничных лепешек, четыре пуда риса, полтора пуда зеленого чая, большое количество сладостей и конфет.

Жертвоприношение. Режут козу. Фото Гюго Краффта

Во время пиршества хозяин дома стоит у входа во двор. Рядом с ним стоят квартальные староста и имам. Сам хозяин в пиршестве не участвует, он встречает гостей и отвечает на их приветствия, провожает гостей и благодарит за то, что оказали честь своим приходом. Гостями занимаются муэдзин и слуги. Такое же пиршество проходит и на женской половине дома.

В обычно спокойном и пустынном саду Намаз-Гох (это слово означает «место для молитвы». – Прим. Краффта), оживление начинается с восхода солнца. Но оно длится недолго, так как сарты торопятся домой, где у них намечено много дел.

В саду Намаз-Гох, как и на Афросиабе, устраивают ярмарку - на главной аллее и вокруг бассейна; чайханы устанавливаются в тени огромных деревьев. Кошмы и ковры покрывают землю, разноцветные палатки, просвечивая сквозь ветви, образуют живописные узоры.

Хауз у мечети Намаз-Гох во время Курбан-Хаита. Фото Гюго Краффта

Здесь обрамление праздника не такое, как на Афросиабе, так как зеленый парк с фруктовыми деревьями, тополями и платанами дает более интимное впечатление, полное поэзии. Среди свежей зелени лужаек и высоких деревьев выделяются богатые костюмы мужчин и наряды маленьких детей, и каждая группа представляет собой очаровательную картину.

И опять я не замечаю здесь ни одного иностранца, я тут единственный христианин среди мусульман. Сад неспешно заполняется верующими. Все собрались к тому моменту, когда появляется блестящая кавалькада кортежа аксакала. Тут же начинается молитва.

Утренняя молитва на Курбан-Хаит в мечети Намаз-Гох. Фото Гюго Краффта

Я присутствовал на ней на некотором расстоянии, чтобы запечатлеть образы и полностью проникнуться зрелищем, которое разворачивалось у меня на глазах.

От хауза (бассейна) до фасада мечети тысячи сартов расположились под деревьями, сквозь листву которых пробивались утренние лучи солнца. На широкой террасе и под аркадами самой мечети несчетное количество верующих устроилось на циновках, специально расстеленных для них.

В чайхане в парке мечети Намаз-Гох. Фото Гюго Краффта

Слева в первом ряду сарты поставили покрытые белой простыней носилки. На них было тело старика мусульманина, усопшего в это утро в своем скромном домике в соседнем квартале. Он давно уже болел и, чуя свой близкий конец, молил Аллаха позволить ему умереть на рассвете этого прекрасного дня, важного для каждого магометанина. Бог внял его мольбе. Семья покойного принесла его на порог мечети, прежде чем отнести к последнему пристанищу.

Во время общей молитвы, за которой следует особая молитва по душе усопшего, облагодетельствованного Всевышним, все это собрание простирается ниц, лицом к земле. И в течение нескольких минут, пока никакой шум не нарушал высшую сосредоточенность, я испытал чувство настоящего волнения, которое не испытывал даже при виде самого красивого каменного нефа (здесь: в католической церкви. – Прим. переводчика). В медитации этой толпы под куполами из зелени, освещенных солнцем, смешались представители всех классов страны.

Чайхана в Намаз-Гох во время Курбан-Хаита. Фото Гюго Краффта

Я покинул Туркестан сразу же после этой церемонии и очень сожалел о своем отъезде. Перед моим возвращением в Россию, затем во Францию, даже волшебные виды Кавказа казались мне тусклыми после многоцветия и яркости Средней Азии. Даже кавказцы со свойственной им живостью и легкостью не могли меня поразить после спокойствия и серьезности среднеазиатских мусульман. Вид этого прекрасного Востока захватил меня как сон.

Переводчик с французского языка – Фарида Шарифуллина

Международное информационное агентство «Фергана»