Термин «исламский радикализм» исследователи применяют в отношении всего, что выбивается за рамки умеренного ислама. Истоки радикальных проявлений в исламе, с одной стороны, заключаются в поверхностном знании мусульманами основ религии, с другой — это реакция на отрицание и отторжение традиций ислама. Адепты любой религии мира становятся агрессивными, если они являются объектами преследования и гонений. Также радикалами могут стать люди, загнанные в угол нищетой, безработицей, повальной коррупцией и отсутствием достойной жизни.

Однако в странах СНГ, в частности в России и государствах Центральной Азии, борьба с радикализмом и экстремизмом сводится не к искоренению причин их возникновения, а к подавлению влияния ислама на общество. Повышение градуса религиозности автоматически воспринимается как источник угрозы экстремизма. Сегодня на тему исламского радикализма, исходящего из центральноазиатского региона, в российских СМИ не спекулирует только ленивый. Хотя, как показывает анализ, большинство граждан стран ЦА, завербованные в так называемое «Исламское государство» (запрещенная террористическая организация «Исламское государство Ирака и Леванта», ИГИЛ, ИГ, ISIS или IS англ., Daesh араб., ДАИШ), попали в сети вербовщиков именно на территории России, а не на своей родине.

В то же время власти центральноазиатских государств активно распространяют «данные» о тысячах приверженцев экстремистских организаций в своих странах, подкрепляя их возбуждением сотен уголовных дел в отношении тех, кто примкнул или хотел примкнуть к таким организациям. При этом обвинения часто бывают голословными, без серьезных доказательств причастности обвиняемых к преступлениям экстремистского характера («Фергана» уже писала о том, как в Казахстане «плодят» экстремистов некомпетентные эксперты).

В Таджикистане также ежегодно возбуждаются десятки уголовных дел по преступлениям экстремистского характера. Тюрьмы пополняются все новыми «радикалами». В начале этого года министр внутренних дел страны Рамазон Рахимзода сообщил, что в 2016 году в республике было предотвращено 36 терактов, и задержаны 50 человек, планировавших атаки в Душанбе и других городах. Однако многие эксперты в Таджикистане и за его пределами считают разговоры о масштабах угроз экстремизма и распространения радикального ислама в Центральной Азии преувеличенными. «Фергана» узнала мнения некоторых из них.

* * *

Таджикский эксперт по Центральной Азии Зариф Исламов считает, что в странах региона радикальные настроения при определенных условиях могут получить развитие: «Московские эксперты, в том числе из центра Карнеги, Российского института стратегических исследований, говорят о том, что угроза исламского радикализма есть, и потенциал для его усиления в Центральной Азии большой. Однако они уже десятый год подряд предсказывают очередную «весну», а в связи с зачисткой политического поля в Таджикистане от легальной исламской платформы и вовсе заговорили о социальном взрыве.

Мне кажется, радикализм в Таджикистане выражен в первую очередь в культовой и бытовой среде, то есть на уровне риторики духовных лидеров, и он ограничивается частной жизнью верующих. Он присутствует на уровне идеи. Это касается и региона в целом. Мне кажется, от реальных действий радикалов удерживает память бесконечных поражений. Наверное, поэтому они выплескивают злобу на Ближнем Востоке, а дома выжидают, и эта потенциальная угроза может существовать очень долго. Но если развивать экономику страны, если Россия и другие державы будут применять здесь «мягкую» силу в виде инвестиций, участия в экономическом развитии, то радикализм на корню заглохнет».

Зампредседателя Социал-демократической партии Таджикистана, юрист и политолог Шокирджон Хакимов скептически относится к муссированию темы исламского радикализма в Центральной Азии: «Исламского радикализма фактически нет, но политическим элитам выгодна такая версия, поскольку они заинтересованы в оправдании преимуществ авторитарных режимов. Благодаря муссированию вопроса исламского радикализма, отдается приоритет репрессивным мерам, вопреки интересам демократических институтов. Такие страны, как Россия, по многим причинам не заинтересованы в том, чтобы Таджикистан и другие подконтрольные страны имели сильное гражданское общество и мощную экономику, поскольку такая ситуация уменьшает их влияние в регионе. Россия использует раздувание темы угрозы экстремизма в Центральной Азии, как аргумент для развития военно-политического сотрудничества, но не привлечения инвестиций в национальные экономики стран региона и, в частности, Таджикистана».

Политолог Шодавлат Шонусайриев считает проблему исламского экстремизма в Центральной Азии раздутой и отмечает, что сейчас ярлыки радикалов и экстремистов клеят на всех, кто не согласен с действиями властей: «Я не вижу остро стоящей проблемы радикализма в странах Центральной Азии и в Таджикистане в частности. Это просто еще один удобный ярлык. В этом мире любят клеить ярлыки. Таким образом удобно делить мир на своих и чужих. Ярлык «исламский радикализм» выдуман определенными заинтересованными политическими кругами для осуществления своих корыстных целей и интересов в мусульманских странах. Но он удобен и властям самих этих стран. В Центральной Азии есть просто недовольные действующими режимами люди, но они не радикальны.

Мне вспоминается один пример из истории гражданской войны в Таджикистане. Бадахшанцев в Центральной Азии считали немусульманами в советские времена. В 1992 году, когда началась гражданская война в Таджикистане, на них, наоборот, навешали ярлык исламских фундаменталистов, что позволяло безнаказанно и оправданно в глазах мирового сообщества расправляться с ними. Сейчас то же самое с исламским радикализмом. Его нет в Центральной Азии, он нигде и ни в чем не проявляется. Но почему-то это муссируется, равно как и угроза талибов для стран региона. У талибов никогда не было поползновения на территориальную целостность центральноазиатских республик, и тем не менее ими пугают.

С так называемым «Исламским государством» (запрещенная террористическая организация «Исламское государство Ирака и Леванта», ИГИЛ, ИГ, ISIS или IS англ., Daesh араб., ДАИШ) тоже не все однозначно. Если присмотреться, то таджикистанцы подаются в ИГ чаще всего не из Таджикистана — здесь игиловских эмиссаров не было и нет. Люди уезжают в Россию и другие страны на поиски работы для обеспечения своих семей, и когда они там реально не могут заработать, то попадаются в руки вербовщиков ИГ и прочих радикальных групп. Эту категорию особо и вербовать не надо — им пообещай даже небольшие деньги, они согласятся отправиться куда угодно. Но причислять их к радикалам или экстремистам тоже неверно неверно, поскольку большинство из них попадает в Сирию, будучи обманутыми вербовщиками — заманенными обещаниями хороших денег».

Еще один политолог, пожелавший остаться неизвестным, отметил, что у мирового сообщества нет единого понимания и подхода к тому, что такое «исламский радикализм», поэтому каждое государство трактует это понятие, как ему выгодно: «Что такое исламский радикализм, никто не знает. Но все об этом говорят. И говорят, что его ядро уже есть в Центральной Азии. Если человек живет и поступает, как предписывает Коран и Сунна, как поступали пророк и первые последователи ислама, его называют радикалом за это. Вообще, сколько людей — столько и трактовок. С точки зрения нашей власти и законодательства, в Таджикистане к радикально-экстремистским отнесены 15 организаций, в том числе «Братья-мусульмане», «Исламское движение Узбекистана», движение «Талибан», «Исламская партия Туркестана», «Лашкар-и-Тайба», «Таблиги Джамаат», «Исламское государство», «Джабхат ан-Нусра» и другие. Государство их запрещает, но у них есть сторонники, которые считают, что именно эти партии и организации борются за правое дело. Из недавней истории мы знаем, что те движения, которые сегодня отнесены к террористическим, до этого поддерживались некоторыми странам мира. И наоборот, отношение к террористическим организациям в разных странах неоднозначное и со временем может измениться. Взять, например, движение «Талибан», которое сегодня уже не так однозначно относят к террористам — многие страны уже выступают за переговоры с ними, хотя их убеждения и требования особо не поменялись».

В силу слабой роли религии в государствах Центральной Азии нет серьезных предпосылок для развития радикализма, считает японский публицист, бывший чрезвычайный и полномочный посол Японии в Узбекистане Акио Кавато: «Если подумать, во всех религиях есть радикализм — и в буддизме, и в христианстве, и в Японии в синтоизме он тоже есть. Исламизм — довольно позднее явление в Центральной Азии. Во времена Советского Союза религия ушла на второй план, и в центральноазиатских республиках она и сейчас тоже не играет какой-либо важной роли в политике. В Центральной Азии очень трудно быть радикалом — здесь хорошо развита система махалли. Эта система работает как в кишлаках, так и в городах, где все на виду — люди друг за другом наблюдают, и быть радикальным очень трудно.

Единственная зародившаяся на территории региона радикальная структура — Исламское движение Узбекистана — на сегодняшний день потеряла всех своих сторонников: большинство убиты в Афганистане, остальные перешли в другие организации. И сегодня не стоит говорить об исламском радикализме в Центральной Азии. Даже в США об этом речь не идет, и когда они говорят об исламском радикализме, они называют 6 государств с преимущественно мусульманским населением — Судан, Сирию, Иран, Ливию, Сомали и Йемен, но страны Центральной Азии туда не входят».

Международное информационное агентство «Фергана»