Герой на все времена. Об Абулхайр-хане и современном казахском легендариуме
На рисунке: Портрет президента Казахстана Нурсултана Назарбаева и казахских ханов Абулхаира и Абылая
После того как в 1991 году распался Советский Союз, почти во всех республиках – его бывших составляющих – стали торопливо открещиваться от общей истории, навязанной обществу коммунистической идеологией, и писать собственные «повести временных лет» разной степени достоверности и убедительности. Вне зависимости от амбиций политического руководства, местные ученые мужи дружно подхватили националистическую повестку и принялись сочинять мифы, ставшие в некоторых случаях фундаментом для воспитания последующих поколений. И, кажется, самых больших успехов в этом направлении достигли в Казахстане, где даже художественные произведения превратились в академические источники знания о собственном прошлом.
Он же памятник
21 октября (10 октября по старому стилю) 1731 года – день, настолько же знаковый для казахского народа, как, например, для англичан дата битвы при Гастингсе. Той осенью хан Младшего жуза Абулхайр первым из правителей казахских земель принял протекцию России и тем самым открыл дорогу для дальнейшей экспансии северного соседа в Среднюю Азию. Ныне именем Абулхайра названы улицы и проспекты, ему ставятся памятники, а над останками, найденными в Актюбинской области и признанными именно прахом этого правителя и ничем иным, возведен мемориальный комплекс. В этом виден рациональный подход: действительно, лучше оперативно определиться с найденным прахом, пусть даже на основании того, что останки «схожи с обликом Абулхайр-хана и с обликом его прямых потомков», чем морочить людям головы годами, как это делали в России, занимаясь идентификацией останков царской семьи.
Мемориальный комплекс «Хан Моласы» на месте захоронения предполагаемых останков Абулхайр-Хана в Актюбинской области
В современном представлении, закрепленном в учебниках, пособиях и монографиях по истории, Аблухайр-хан выступает видным государственником, умело сориентировавшимся во внешнеполитической обстановке начала XVIII века и взявшим пророссийский курс, исходя из интересов собственного народа. Все это – и статус Абулхайра, и чистота его помыслов – преподносится в преувеличенной степени и несколько искажает картину того, что происходило в реальности, что, вероятно, доподлинно неизвестно и что мешает изучить (и оценить) данная предвзятость. Даже сам вопрос существования на просторах казахской степи какой-либо государственности на момент принятия Младшим жузом российского протектората может быть предметом дискуссий, которые, увы, неуместны в современном Казахстане, по крайней мере, на серьезном уровне. Официальный ход истории утвержден сверху и увековечен в граните памятников. Точка.
Чую, чую, я кочую
Сегодня трудно себе представить, как интерпретировалась бы история в Астане, если бы не Лев Гумилев со своим «евразийством», «пассионарным этногенезом» и прочими теориями, которые, по мнению большинства ученых, лежат за пределами науки, но тем не менее глубоко укоренились среди казахстанцев. Гегель и Кант вообще отрицали возможность существования кочевого государства, но их мнения никто не принимает в расчет, когда речь идет о праздновании 550-летия Казахского ханства.
Причем из этих 550 лет эпоха независимости единого государства кочевых казахов, согласно официальной версии, насчитывает, если брать за точку отсчета 1465 год, почти два с половиной века. Такой срок не смогли себе позволить ни Золотая Орда, ни Тюрскский каганат, ни хунну, ни какое-либо другое объединение кочевников. Они-то как раз были недолговечными. Государство, основанное Батыем как централизованная сила, протянуло чуть более 150 лет, да и то во многом благодаря тому, что частично осело на Волге. Стоило по этим землям пройтись армии Тамерлана, как Орда разложилась на составляющие. Удивительно,что казахи, постоянно кочуя, сохраняли свою государственность вдвое дольше.
Какие ваши доказательства
Возможно, секрет долгожительства Казахского ханства лежит все же не в исторической плоскости, а в особенностях мышления нынешних интерпретаторов истории, преисполненных рвения выполнить какой-то общественный или политический заказ.
Отсутствие доказательной базы для исторических утверждений при таком положении вещей не смущает – в ход идут народные предания, мифы, легенды. А вот уже на их основе строятся самые смелые выводы – о деяниях, характере, даже внешности исторических персонажей, само существование которых может вызывать вопросы, о социальных отношениях и политических передрягах в эпохи, подтвержденных свидетельств о которых до сих пор не обнаружено.
Одним из самых вопиющих случаев здесь является история Карасай-батыра – героя войны против джунгар, который из былинного персонажа стал вполне реальным человеком и даже одним из предков Нурсултана Назарбаева. Неподалеку от Алма-Аты в честь Карасай-батыра построен мемориальный комплекс. На самом деле герой казахских преданий, которого по степени реальности можно сравнить с Алешей Поповичем, обрел «плоть и кровь» после публикации в 1993 году Балгыбеком Кыдырбекулы книги «От дальних предков до моих дней», якобы написанной в XVIII веке неким Казыбеком бек Тауасарулы. Сегодня эта книга, наполненная самыми смелыми утверждениями, многими воспринимается как подлинный исторический труд. Более того, в 2003 году была выпущена еще одна книга никогда не существовавшего Казыбека бек Тауасарулы – на этот раз со стихами.
В результате подобных манипуляций очень сложно установить логическую цепь событий, проследить их закономерность или сделать хоть какие-то содержательные выводы. Например, утверждается, что «реформы» Есим-хана (начала XVII века) свели на нет межобщинные и межсословные разногласия в стране, но тут же уточняется, что в результате этого государство было децентрализовано, ослабло и уже не могло справиться с внешними угрозами. Загадочный вывод.
Аллея героев
О свершениях своих ханов казахстанские авторы обычно говорят в превосходной степени: список их исторических портретов выглядит как перечень кандидатов на Нобелевскую премию мира. Но хотя заслуги правителей неизменно перечисляются по возрастающей, закачивается их карьера часто какой-нибудь катастрофой, приключившейся или с ханом или со страной в целом. Казалось бы, ничто не предвещало беды, если судить по достигнутым успехам, но каждому новому хану все равно приходится начинать сначала. Может быть, этим и объясняется долговечность казахской государственности?
Когда у местных историков находится документ для верификации своих изысканий, то в таком случае для ссылки обычно берется цитата, подходящая под точку зрения автора, и ничего более. Так, в рассказах о правлении Касым-хана (начало XVI века), на время которого приходится «наивысший расцвет» Казахского ханства, обычно приводятся слова мирзы Мухаммада Хайдара из Могулистана, который насчитал в армии упомянутого правителя миллион воинов. Однако буквально через пару предложений тот же автор констатирует, что спустя 20 лет после правления Касыма «казахи совершенно исчезли». Разумеется, и «миллион», и «совершенно исчезли» - преувеличения, но одно подается как факт, второе – игнорируется, и примеров таких не счесть.
Касым-хану приписывается не только армия, превосходящая по численности армии Чингизхана, Аттилы и Тамерлана вместе взятые, но и первая казахская «конституция». Вторую якобы ввел уже упоминавшийся Есин-хан, а третью – Тауке-хан (конец XVII – начало XVIII века). Завидная законодательная активность. То, что от третьего «документа» сохранились лишь отрывки, не страшно – от первых двух и того не осталось, что не мешает казахстанским исследователям ставить знак равенства между правовыми нормами, построенными на обычаях предков, и конституционным правом.
Многоликий хан
Президент РФ Владимир Путин, конечно, проявил полное незнание предмета, когда говорил, что на казахстанской территории до Назарбаева «государства не было никогда». В конце концов, объединение племен, коим являлось Казахское ханство, тоже можно назвать государственным образованием, пусть оно и лишено регулярной армии, постоянных границ, собственных денег, казны и еще целой кучи признаков полноценного государства. Защищая в течение нескольких веков свою территорию от иноземных вторжений, казахи сделали заявку на создание собственной державы, только вот даже к тому моменту, когда Абулхайр решил пойти на поклон к Анне Иоанновне, процесс консолидации племен от Каспия до Балхаша был весьма далек от завершения. Тем более, после, действительно, выдающегося правителя Тауке-хана, этого «Ликурга, дракона орд казачьих», весьма неустойчивое Казахское ханство и вовсе прекратило существовать как единое целое, распавшись на три жуза.
Наиболее патриотически настроенная часть казахстанской общественности склонна считать, что Абулхайра «оболгали» и он никоим образом не желал идти в российское подданство, посвятив всю свою жизнь войне с северным соседом и его присными. А историю, дескать, извратил Аркадий Левшин, чья книга «Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей», выпущенная в 1832 году, сплошь вранье и имперская пропаганда. В подтверждение своих слов они ничтоже сумняшеся приводят слова Чокана Валиханова, который, «высмеивая» Левшина, назвал того «Геродотом казахской истории» (цитата про Ликурга – именно из Левшина). Учитывая, что Геродот – признанный «отец истории», а Валиханов, скорее всего, до дыр зачитал Левшина, поскольку его книга была первым трудом по истории казахов, тут даже сложно что-то комментировать.
В советские времена отношение к Абулхайру неоднократно менялось – то он был пособником «кровавого царизма», решившим закабалить вольных кочевников, то наоборот представлялся как прогрессивный деятель, вырвавший Младший жуз из цепких объятий религиозного мракобесия, засилья султанов и биев. В годы независимости Абулхайра героизировали в первую очередь за победу над джунгарами в Анракайской битве (о ней тоже существуют лишь предания), но хвалят и и за удачную «многовекторную» внешнюю политику, позволившую подданным хана найти покой под скипетром российской императрицы.
Памятник Абулхайр-хану в Актобе
Если верить Левшину, а автор склонен ему верить, то Абулхайр мало чем отличался от великого множества других степных правителей, и заключенные с Россией договоренности мало что значили для вольного кочевника, привыкшего, по словам историка, «сражаться из корысти». Как грабили казахи российских купцов, так и продолжали грабить, как нападали шайки казаков и калмыков и на казахские кочевья, так и продолжали нападать. Левшин признает, что до XIX века ситуация в этом плане мало изменилась, даже когда под российский протекторат попал Средний жуз, хан которого Абылай ныне удостоен еще больших почестей, чем Абулхайр. Политика Абылая была вершиной многовекторности – он не только успешно уворачивался между Китаем и Россией, но и успевал контактировать с маргиналами вроде Емельяна Пугачева.
Казахи, констатирует Левшин, «сделались подданными императрицы Анны для личной выгоды одного человека» – Абулхайра. Это утверждение некоторым образом нивелирует историческую значимость сделки, заключенной правителем Младшего жуза с Россией. Тем более, сами стороны договора до конца не понимали друг друга: хан видел в России союзника, покровителя, Россия – массу очередных рабов, только крайне беспокойных и ненадежных. Но хан, действительно, обеспечил себе тыл на случай поражения в междоусобных войнах, а Санкт-Петербург, как казалось, наверно, современникам, сделал еще один шаг к богатствам Востока, к Бухаре, Персии и главное – к Индии, куда российскую экспансию пытался направить еще Петр I. Однако этот шаг будет сделан только спустя сотню лет, при Александре II. До этого времени центральноазиатское направление оставалось на периферии российской политики.
С другой стороны, можно гипотетически представить, как Казахстан, не будь Абулхайра, повторяет судьбу Польши, и его делят на три части Россия, Англия и Китай. Хотя нет, пожалуй, лучше себе этого не представлять. Тем более, памятник все равно уже стоит.
Авторы книги «Научное знание и мифотворчество в современной историографии Казахстана», увидевшей свет в 2007 году, пишут, в частности, что «травмированное сознание, в которое советская система десятилетиями внедряла тоталитарные и милитарные традиции», воспринимает мифы новой государственной идеологии как «живительный бальзам, поскольку они компенсируют психологический дискомфорт, вызванный разочарованиями настоящего времени». Так, неужели граждане Казахстана до сих пор настолько разочарованы своим настоящим, чтобы продолжать верить в то, что всех казахских ханов Аллах наделил безупречными человеческими качествами и политически чутьем? Или в то, что предки Нурсултана Назарбаева и его супруги Сары Алпысовны, стоя спиной друг к другу, сдерживали вдвоем джунгарскую армию? В то же время - почему бы нет, жаль только, что история в данном случае совсем не причем.
Пётр Бологов