Еще живы, еще надеются. Кто в Киргизии помогает отверженным женщинам
На фото - фрагмент картины Полины Синяткиной. Фото с сайта Nikomunegovori.ru
Национальный статистический комитет Киргизской Республики бьет тревогу: в кризисные центры, суды аксакалов и другие специализированные учреждения женщин обращается в 3-4 раза больше, чем мужчин. И эти тревожные показатели практически не меняются на протяжении нескольких последних лет.
О том, что ситуация с гендерным равноправием в Кыргызстане весьма напряженная, свидетельствует ежегодный «Доклад о развитии человека» ООН за 2016 год. Согласно этому докладу, из 177 включенных в рассмотрение стран по уровню человеческого развития Кыргызстан занимает 116-е место. Это обеспечивает ему более чем сомнительное соседство с Южно-Африканской Республикой, занимающей в этой иерархии 114-е место. Если же говорить о гендерном неравенстве, тут ЮАР и Киргизия практически близнецы-братья: обе страны имеют один и тот же индекс – 90.
Итоги исследования 144 стран Всемирного экономического форума показывают примерно ту же неутешительную картину. В 2017 году в рейтинге гендерного равноправия Кыргызстан с 81-го места опустился на 85. (Индекс гендерного равноправия измеряет соотношение возможностей мужчин и женщин в четырех ключевых областях: образовании, здравоохранении, экономике и политике).
Так или иначе, огромное количество женщин в Киргизской Республике постоянно обращается за помощью в кризисные центры, и поток их не иссякает. К сожалению, центров, в которые могут прийти жертвы насилия, явно недостаточно, хотя потребность в них очень велика.
Данные Национального статистического комитета Киргизской Республики.
Среди жертв насилия особняком стоят представители особо уязвимых социальных групп, куда входят наркозависимые, лица с судимостью, а также носители вируса гепатита или ВИЧ. Обычный шелтер (центр помощи в кризисных ситуациях) не может оказать таким пострадавшим всей необходимой помощи и поэтому зачастую вынужден отказывать им в приеме.
Гордиться уже нечем
Общественный фонд «Астерия» является единственной в стране неправительственной организацией, которая помогает в реабилитации и лечении наркозависимым женщинам. Недостаточное финансирование ограничивает масштаб его работы, но несмотря на сложности, организация продолжает свою деятельность. Режим строгой экономии привел к тому, что в здании, которое одновременно служит организации офисом, теперь находится и сам реабилитационный центр: там не только работают сотрудники, но и проживают женщины, нуждающиеся в помощи (некоторые из них – с детьми).
«Положение женщины в кыргызстанском обществе весьма уязвимо, – говорит Ирэна Ермолаева, директор «Астерии». – Конечно, можно вспоминать правительницу алайских киргизов Курманжан-датку, гордиться тем, что мы единственная центральноазиатская страна с экс-президентом – женщиной. Но на практике, говоря об обывателях, мы имеем совершенно другую, вопиющую картину. Бедность, восточный менталитет, зависимость от семьи и мужа привели к тому, что насилие над женщинами достигло огромных масштабов.
Одним из важных моментов в борьбе с семейным насилием стало введение в Кыргызстане Стамбульского протокола для врачей. Согласно этому протоколу, обнаружив побои, врач должен задокументировать их, и если сочтет их угрозой для жизни жертвы, обратиться к помощи правоохранительных органов. Это маленький, но весьма значимый шаг для нашего общества, особенно если учесть, что в случае насилия у нас принято валить всю вину на жертву. Редкая женщина или девушка будет отстаивать свои права, особенно если в дело вмешиваются родственники с обеих сторон. Всех заботит только внешняя сторона дела: девушка должна иметь хорошую репутацию и послушный характер. Все, что выходит за рамки этого образа, как минимум, не одобряется.
Бедность, отсутствие даже таких базовых благ цивилизации, как чистая питьевая вода, электричество, интернет, невозможность получить образование, насилие и унижения – все это приводит женщин к разного рода зависимостям, а иной раз толкает на преступления».
Начала лечиться, перешла на героин
Случай Карины, получающей помощь фонда, классический. По ее словам, наркотики она стала употреблять в 27 лет. Она была брошена гражданским мужем, вынудившим ее сделать аборт. Потеряв работу швеи, Карина не нашла в себе сил противостоять влиянию близкой подруги, которая употребляла наркотики.
Они сидит на кровати в реабилитационном центре – худенькая, в домашней одежде – и рассказывает о своей жизни. Рассказ дается ей нелегко: голос иногда срывается, дрожит, но она держится, и слез на ее глазах не видно.
«Я сама детдомовская, у меня нет ни мамы, ни папы, – говорит Карина. – Братья, сестры есть, но они живут не здесь. В Казахстан я попала по работе. Я тогда квартиры сдавала, риэлтором была. Там и познакомилась с моим будущим гражданским мужем. Он мне предложил: «Давай вместе жить будем, я буду тебя обеспечивать, работать тебе не придется. Не нужно будет по 10-12 часов выстаивать, сдавая квартиры». Я согласилась, и лет пять-шесть мы с ним прожили в гражданском браке. Я знала, что он женат, у него семья и двое детей, но он все время обещал, что все наладится.
Время шло, у нас начались скандалы, потом они стали постоянными, и в конце концов он меня выгнал. Я тогда жила на съемной квартире, которую он оплачивал. Сначала он меня обеспечивал, помог устроиться на работу швеей. Потом в один прекрасный день заявил, что нам надо расстаться. Я даже не поняла – как расстаться, почему? Только и сказала ему в ответ: «Я же беременна, куда я денусь»?
На этом моменте Карина вздрагивает и мгновение смотрит в окно, крепко сжимая пальцы. Бесслезно, сухим голосом продолжает:
«Он мне сказал тогда: «Давай делай аборт, деньги я тебе дам» – в общем, заставил. А потом выгнал. Мне тогда 27 лет было, и я осталась совсем без ничего: без квартиры, без денег, без работы. Стала смотреть в записную книжку: подруг в Казахстане совсем нет, есть только один номер знакомой девушки. Ну, я ей звоню, рассказываю: «Так и так, муж меня выгнал. Что делать?» Она говорит: «Приезжай ко мне». И я поехала. Деваться мне все равно было некуда, на тот момент у меня даже регистрация закончилась, так что ситуация была безвыходной.
Подруга оказывала сексс-услуги, и постепенно я так же стала зарабатывать на жизнь. В 2010 году меня задержали за употребление наркотиков, поставили учет, я заплатила 50 тысяч тенге штрафа. А в 2011-ом году из-за чрезмерного употребления наркотиков у меня появились язвы в носу, он у меня чуть не отвалился, до такой степени я нюхала кокаин. Я «травку» вообще не курила, сразу с кокса начала. Потом на героин перешла, колоться стала. На тот момент одна дорожка кокаина стоила 200 долларов, а героин – 4 тысячи тенге, то есть примерно 25 долларов. Разница, конечно, большая: за одну дорожку 200 долларов или за 1 грамм – 25.
С будущим отцом моей дочки я познакомились в 2009-ом году, он моим клиентом был. И он меня вытащил из этой ямы, три раза клал в больницу – лечиться, а я не поддавалась. Но он все равно мне руку помощи протянул, говорил: «Я буду тебе помогать».
У нас с этим мужчиной были отношения, он даже потом мне квартиру снимал. Мы вместе постоянно не жили: он то приезжал, то уезжал. Он и сейчас ко мне хорошо относится, только вот я убежала от него из-за того, что он ребенка хотел отнять. Я жила бы в Казахстане, если бы он дочку не хотел забрать через суд. Хотя сделать ему это было бы сложно, потому что по документам у дочки вместо фамилии отца стоит прочерк. Он мне все предлагал: «Давай, я дочку заберу, потому что я знаю, чем ты занимаешься, и не хочу, чтобы она видела такую жизнь».
А дочку я от него родила в 2012 году. Вот я родила Алину, а он и говорит: «Карина, давай договоримся: ты оставляешь ее мне. Хочешь, я буду тебя здесь обеспечивать, но дочку я заберу, чтобы ты ее никогда не видела». Предлагал мне в Бишкеке купить квартиру, бизнес, целый цех открыть – он же знал, что я шью. Или, как вариант, 1000 долларов предлагал посылать каждый месяц. Я бы согласилась, если бы он разрешил мне хотя бы раз в месяц видеться с ребенком. А он хотел ей все поменять – имя, фамилию, так, чтобы моя дочь вообще меня бы не знала. У него есть законная жена, наверное, считалось бы, что это ее мама. А Алиночка моя тогда совсем была маленькой, а выросла бы при них, и о настоящей маме вообще бы не подозревала.
С другой стороны, думала я, кто их знает, как бы они к ней отнеслись? Все-таки чужая кровь, тем более, мать, то есть я – наркоманка. Может, куском хлеба бы ее попрекали.
Я как представила эту картину, так сразу ноги в руки – и убежала обратно на родину, в Кыргызстан. Это было в 2014 году.
После этого я видела этого человека еще только раз, когда к нему приехала одна, без дочки: хотела договориться, чтоб ребенок хоть иногда видел своего отца.
А он мне знаете, что сказал? «Хочу, чтобы ты пришла ко мне и ползала под ногами и умоляла, чтоб я твою дочку забрал. У тебя ни образования, ни работы – ничего. Тем более, у тебя все эти болезни: ВИЧ, гепатит – зачем тебе ребенок? Ты же завтра-послезавтра умрешь. Куда потом ребенка денешь?»
Я на это ответила, что, когда стану умирать, тогда позвоню ему, чтобы Алиночку забрал. А сейчас, пока я жива, я ее мать, и я о ней позабочусь…
В «Астерию» я попала благодаря одной женщине, которая также обращалась в этот фонд за помощью. Благодаря ей мы здесь и живем. Мне помогли в этом фонде, нас с ребенком поставили на учет в поликлинике. С лекарствами мне «Астерия» помогает. Но мне тяжело устроиться на работу. Требуют справки о состоянии здоровья. Швеей не могу работать, потому что зрение испортилось. С детства мечтала стать поваром-кондитером. Я неплохо готовлю. Но с моим статусом ВИЧ не берут даже посуду мыть. Из-за этого диагноза я не могу никак и нигде устроиться. Чтобы даже полы мыть, говорят, иди, справки собирай. Никому я такая больная не нужна. Я очень ответственная, я прекрасно понимаю, что надо соблюдать меры безопасности.
От наркотической зависимости я избавилась в тюрьме, в 2011. Ради ребенка бросила все, если бы не она, я кололась бы и дальше.
Я пока нахожусь в «Астерии», но меня постоянно посещают мысли, как дальше жить? Что потом? Дочери скоро в школу, ей учиться надо, а у меня ни крыши над головой, ни работы, только центр этот и спасает. Иной раз, знаете, охота покончить с этим со всем. Меня вот ребенок только держит. Мой ребенок, слава богу, абсолютно здоров: ни ВИЧ, ни гепатита, ничего у нее нет. А если бы не ребенок, то и жить мне для кого? Ни мамы, ни папы, ни родственников близких – никого нет. Хочется хорошего будущего для нее, и свою личную жизнь устроить.
Вот так и живы пока – только благодаря «Астерии». Ну, Бог не Яшка: видит, кому тяжко. Может, все и наладится».
Лучший кусок – сыну
Карина – одна из многих подопечных фонда «Астерия», который вот уже три года работает c жертвами гендерного насилия в категории особо уязвимых групп женщин. «Астерия» помогает женщинам в предоставлении общежития, горячего питания, медикаментов и средств гигиены. Фонд проводит тестирование на ВИЧ по слюне, оказывает социальную поддержку беременным женщинам-ПИН (потребителям инъекционных наркотиков) и женщинам с детьми до трех лет, и также проводит просветительскую работу среди женщин о вреде употребления наркотиков. Основная контингент здесь - это осужденные, отбывшие наказание, наркозависимые и работницы секс-индустрии…
Отдельное постоянное направление деятельности «Астерии» – работа внутри женских колоний.
Говорит директор фонда «Астерия» Ирэна Ермолаева:
«Почему мы стали работать в этой сфере? Дело в том, что в нашей стране женщинам гораздо сложнее получить доступ к образованию, правосудию, медицинским, социальным и другим услугам. Бедность вынуждает людей экономить, и сказывается это, в первую очередь, на девочках. Некоторых даже в школу не пускают, говорят: а зачем она? Зачем тратить время на учебу? Пусть лучше по хозяйству поможет, пусть привыкает к взрослой жизни. Уже в старших классах девушку-подростка можно выдать замуж – калым за нее будет неплохим подспорьем в хозяйстве. Девочки воспитываются в покорности, им не позволяется высказывать своего мнения, их формируют устоявшиеся общественные стереотипы и традиционная патриархальная мораль.
Бедность в отдаленных селах такова, что цивилизованному человеку трудно даже представить. Люди годами сидят на хлебе и воде, работают с утра до ночи; обычные шоколадки, которых в любом столичном ларьке пруд пруди, кажутся им невиданным лакомством.
Ирэна Ермолаева показывает на правила, принятые в «Астерии»: «Правила этого дома: открытое - закрыть, грязное - помыть, голодного - покормить, грустного - обнять». Фото с сайта Spid.center/ru.
Какова же стандартная судьба девушки в таких условиях? Она либо очень рано выходит замуж, либо ее воруют для этой же цели, либо отправляют на заработки в ближнее зарубежье – если ей уже исполнилось восемнадцать. И тут, конечно, могут быть варианты, но все они так или иначе укладываются в патриархальную схему подчинения и несвободы. В результате жизнь девушки, которая и до этого не была легкой, становится еще тяжелее. Ситуация усугубляется тем, что браки часто не регистрируются, а заключаются согласно религиозным установлениям.
Высшее или даже среднее образование получить сложно: редко кто может позволить себе платить 6-8 тысяч сомов (100-140 долларов) в год, да еще и тратиться дополнительно на проживание в другом городе.
Ситуации, конечно, бывают разные, но, если речь зайдет о выборе между интересами сына и интересами дочки, подавляющее большинство семей, конечно, выберет сына. Это видно во всем, даже в бытовых мелочах: когда семья обедает, то кусочек мяса побольше отдадут мальчику, а не девочке. И тем более такой подход доминирует при принятии важных решений: если у семьи есть возможность оплатить учебу, то учиться, конечно, пошлют сына, а не дочь.
Помимо традиционных гендерных стереотипов, важную роль тут играет и голый расчет: сын останется в семье с родителями, а дочь уйдет в семью мужа. Именно поэтому выгоднее вкладываться в сына, который со временем возьмет на себя заботу о родителях.
Так что девушки часто очень рано выходит замуж, теряя при этом возможность нормально социализироваться в обществе: они не могут получить образование, работу, доступ к медицине, и вообще де-факто лишаются самостоятельности и нормального социального статуса.
У тех, кто слушал истории женщин, попавших в кризисные центры, иной раз волосы встают дыбом. Совсем молодая девушка лет 25-27 уже может быть матерью троих или четверых детей. При этом у нее нет ни крыши над головой, ни официально зарегистрированного брака, нет документов на детей – словом, она отторгнута социумом. А причины просты: в религиозный (а не зарегистрированный) брак она вступает рано, с 14-15 лет, живет с мужчиной лет 10-15, рожает ему детей. А потом, когда она начинает «стареть», муж ее бросает или выгоняет, обзаводится новой молоденькой женой и живет себе дальше.
В итоге женщина с подорванным здоровьем и малыми детьми на руках, без образования, без документов, без малейшего понимания, что ей делать дальше, оказывается на улице. А ее бывший муж не несет за это никакой ответственности.
В Кыргызстане с каждым годом растет количество незарегистрированных браков, что чревато серьезными социальными осложнениями. Официальный брак дает относительную защищенность: в случае развода женщина может получить часть нажитого имущества и добиться алиментов на содержание детей. В случае же расторжения религиозного брака нет ясных механизмов, которые могут женщину защитить.
Социальная стигматизация по отношению к женщинам в Кыргызстане достигает угрожающих масштабов. Все знают, что девушка (женщина) должна быть покорной, привлекательной и работящей. Общество оправдывает любые проступки мужчины, но не прощает малейшей оплошности женщине. Даже просто разведенная женщина уже теряет свой статус, и ее не посадят на почетном месте вместе с гостями. Что же тогда говорить о жертвах семейного насилия? Они вынуждены терпеть любой произвол со стороны мужа и родственников, что в конечном счете приводит к тяжелым жизненным драмам и даже трагедиям.
Еще ужаснее отношение к женщинам, которые попали за решетку, оказались наркозависимыми или имеют отношение к секс-индустрии. «Зэчка», «наркот»,«спидозная» – эти клейма остаются на всю жизнь. Женщины вынуждены менять места жительства, менять фамилии и имена, пытаясь защитить себя от невыносимого давления окружающей среды.
Еще одна проблема состоит в том, что государство в Кыргызстане практически не занимается социальной реабилитацией лиц, отбывших судимость. Это создает замкнутый круг для человека, которого обстоятельства толкнули на преступления. Его судят, сажают в тюрьму, он отбывает наказание. Но, выйдя на свободу, он попадает под пресс общественного порицания, на него смотрят косо. Наличие судимости крайне усложняет возможность трудоустройства. В результате всех этих факторов человек оказывается отторгнут социумом, что провоцирует новые правонарушения – как с его стороны, так и по отношению к нему».
Сажать или лечить?
Помимо уже вышеперечисленных проблем существует еще одна, а именно устаревшие Уголовный кодекс и национальное законодательство в той части, где они касаются психоактивных веществ.
Героин и марихуана – основные виды употребляемых в Кыргызстане наркотиков. УК предусматривает, что их можно использовать для личного потребления, при этом тот, кто ими пользуется, не попадает под уголовную статью. Для личного потребления разрешено иметь при себе не больше одного грамма героина или трех граммов марихуаны. Однако тут есть некоторые нюансы, например, такие, как содержание в смеси активного компонента психостимулятора. Грубо говоря, если у человека изъяли три грамма смеси, в которой чистого наркотика – меньше грамма, его все равно привлекут по 3-му пункту статьи 246 УК, гласящему: «Незаконные изготовление, приобретение, хранение, перевозка или пересылка наркотических средств либо психотропных веществ без цели сбыта, если их предметом явились наркотические средства в крупных размерах, – наказываются штрафом от двухсот до пятисот расчетных показателей или лишением свободы на срок от трех до пяти лет».
При этом 1-й пункт этой статьи предусматривает менее тяжелое наказание. Звучит он следующим образом: «Незаконные изготовление, приобретение, хранение, перевозка или пересылка наркотических средств либо психотропных веществ в небольших размерах без цели сбыта, совершенные в течение года после применения мер административного взыскания за те же действия, – наказываются привлечением к общественным работам от ста до двухсот сорока часов или штрафом в размере до пятидесяти расчетных показателей либо ограничением свободы на срок до двух лет, либо лишением свободы на срок до двух лет».
Согласитесь, разница принципиальная. Однако, следуя букве, а не духу закона, правоохранители могут выбрать именно 3 пункт. В результате наркозависимые оказываются за решеткой всего лишь за наличие у них одной или нескольких доз для личного употребления – хотя они, конечно, нуждаются не в наказании, а в лечении.
В довершение ко всему сказанному приходится констатировать, что на сегодняшний день количество организаций, работающих с наркозависимыми, неуклонно сокращается, поскольку ограничивается финансирование со стороны зарубежных доноров.
К большому сожалению, не избежал финансовых проблем и фонд «Астерия». Единственный в своем роде, фонд сейчас испытывает серьезные трудности. Поэтому, если ситуация не изменится, не исключено, что, несмотря на энтузиазм сотрудников и огромную общественную востребованность (за время работы в фонд обратилось за помощью свыше полутора тысяч женщин) , в ближайшем будущем работа фонда может быть прекращена.
Дина Эдилева, специально для «Ферганы»
Международное информационное агентство «Фергана»
