Хромая режиссура узбекского суда
На пятой неделе суда над «акрамистами», проходящего в Ташкенте, были предъявлены показания «духовного вдохновителя» андижанских мятежников Акрама Юлдашева, записанные на плохое видео, с глухим звуком, датированные 27 июля 2005 года.
Юлдашев – болезненно тощий, бритый наголо, с некогда сломанным носом и безнадежным туберкулезным кашлем – торопливо наговаривал заученный текст, глядя в пустоту, как неуверенный школьник перед строгим учителем.
В роли учителя восседал здоровенный седой офицер милиции, гулким голосом задававший вопросы. Адвокат Юлдашева, нефотогеничная женщина лет сорока, спросила только (камера неловко повернулась к ней): не оказывалось ли на него давление, дает ли он показания добровольно.
Юлдашев с готовностью ответил: да, добровольно; нет, не давят.
И продолжил покаяние. Говорил о своей книге «Путь к вере», о структуре организации, ступенях посвящения и ячейках в Коканде, Ташкенте и Оше, о планах создания малых мусульманских предприятий, которые разрастутся в мусульманское общество.
«Я издал фатву освободить из тюрьмы 23 наших соратников и уйти в Киргизию – в случае неблагоприятного для них решения суда».
Ни слова о джихаде, криках «Аллах акбар», о намерении превратить Ферганскую долину или весь Узбекистан в новый халифат. То есть подчиненные Юлдашеву акрамисты ослушались его приказов, при помощи продажных тюремных врачей переданных из-за решетки по мобильному телефону, и решили дополнить веление своего духовного предводителя сущей мелочью.
Зачем пересекать границу и уходить в киргизскую неизвестность, если можно просто свергнуть власть и обустроить свой личный халифат с шариатом и джамийятом?
Отрывки показаний Юлдашева уже давно раскручены по узбекскому телевидению, но содержащиеся в них сведения устарели. Потому с июля следствие окончательно потеряло чувство меры и правдоподобия, и навалило горы новых измышлений.
В первую неделю суда первые из 15 подсудимых не могли точно ответить, кто же начал стрелять первым – военные у БТРа, или сами акрамисты, хотя в их числе были военные руководители восстания, прошедшие Афган или хотя бы армию.
На вторую неделю заминку исправили – да, огонь открыли акрамисты. По безоружному капитану, который выскочил к вооруженным бунтовщикам и пообещал им беспрепятственный проход в случае сдачи оружия.
На третьей неделе следствия доблестного капитана расстреливали в упор, а всех заложников ранили или убивали только в спину.
Затем возник вопрос – на кого списать убитых? Ведь нельзя обвинить узбекских миротворцев в убийстве – пусть даже убитые женщины и дети были из семей акрамистов, принудительно согнанных на площадь перед хокимиятом.
Ответ – акрамисты настолько плохо обращались с оружием, что попросту перестреляли друг друга. Не помогли ни таджикские эмиссары Тахира Юлдаша, ни загадочный чеченский инструктор Мамед, получивший 50 тыс. долларов, ни афганский опыт двух акрамистских «генералов».
И солдатики из захваченной акрамистами воинской части, и тюремные охранники, утверждавшие на суде, что налет был настолько быстрым и профессиональным, что сопротивления не получилось – все они вдруг начали говорить о неумехах-воинах, стрелявших по своим товарищам, детям и женам.
Но в пятницу бывалые прокуроры были сбиты с толку женщиной. Махбуба Закирова, домохозяйка из села Хакан Андижанской области, святая простота, посмела сказать правду о произошедшем 13 мая – в день ее рождения. Когда она гуляла с детьми, да так и осталась в толпе на площади, надеясь увидеть своего президента, который прилетит на вертолете, чтобы поговорить с народом о его (народа) проблемах.
Вертолет прилетел, и, как американцы над Вьетнамом, открыл огонь на поражение. И первыми стреляли военные в касках, окружившие площадь. В людей, размахивавших белым флагом. «Даже Гитлер так не делал», - сказала Закирова. И не могли акрамисты стрелять по своим: «вы что, - удивилась она, - это же были их родные и близкие?»
«Вы понимаете, что вы говорите?» - спросил ее один из прокуроров. «Так вы же просили меня говорить правду, - сказала Закирова. – Вот я и говорю. Вы меня арестуете, да?»
Ох и попало, наверное, потом следователям. Недоглядели, не просветили бабу, понадеялись на ее деревенскую темноту.
Ну да и ладно, потом можно ее и припугнуть, или в психушку положить – сошла, дескать, с ума от увиденного, отсюда и неправильная трактовка. Все равно в эфир Махбуба не пошла.
А идут туда, и на страницы газет, только показания сотни обработанных свидетелей, и пятнадцати несчастных и безучастных уже ко всему обвиняемых.
Но представляется иной зритель. Старый, одышливый, загнанный в политический угол правитель, который отдает режиссерские указания и ждет победных сообщений о слаженном ходе следствия, после которого подзащитным отвесят по неподъемному сроку или по пуле в лоб.
Догадывается ли он, что его собственный срок (официально второй, но фактически - пожизненный) уже истекает, и окончится он посмертной ненавистью двадцати шести миллионов подданных, парой строчек в списке мелких диктаторов и вопросами психологов: «что делает человека тираном и убийцей?»