Голливудская актриса Шэрон Стоун не так давно отличилась знанием буддизма. Узнав о страшном землетрясении в китайской провинции Сычуань, в результате которого десятки тысяч людей погибли, еще больше ранены и остались без крова, она заявила, что это, дескать, плохая карма – наказание Китаю за то, что его правительство не в ладах с Далай-ламой.

Заявление трогательное. Начать с того, что правительство, сидящее в Пекине - это одно, а простые люди, погибшие в землетрясении – немножко другое. Чем они-то провинились перед властительницей кармы Шэрон Стоун?

Помимо этого нужно заметить, что Сычуань граничит с Тибетской автономной областью. Сычуань неоднократно отвоевывалась тибетцами у Китая, на протяжении многих столетий тибетцы там расселялись и сейчас природных тибетцев в Сычуани чуть ли не столько же, сколько в самом Тибете. Выходит, что от землетрясения пострадали в первую очередь сами тибетцы.

И наконец, разрушению подверглись и сами буддийские монастыри, в которых тибетцы молятся. Так что если Шэрон Стоун желала кого-то покарать, то попала точно не в бровь, а в глаз.

Шэрон Стоун уже публично покаялась, убоявшись финансовых потерь, – знаменитые косметические фирмы отказались иметь с ней дело. Но дело не в голливудской мисс. Дело в самом принципе. История с ее выступлением вообще типична: иностранцы лезут в китайские дела, в которых ни ухом, ни рылом. Почему Шэрон Стоун не высказывается о последних течениях, например, в математике или в химии? Потому что математика требует точных знаний. Но знание о Китае по точности и обширности не уступает знаниям математическим, и даже превосходит их. В результате китайцы лишний раз убедились, что иностранцы не имеют о них никакого представления и говорить с ними не о чем.

«Собачки говоряшшие»

Вообще, отношение к иностранцам у китайцев, конечно, двойственное. С одной стороны, иностранцы – богатые гости, носители цивилизованности и валюты, объект уважения и даже где-то обожания. С другой – это янгуйцзы, заморские черти с длинными носами, дикие варвары, не способные прочитать по-китайски простейшего иероглифа. Нет у них ни подлинной культуры, ни образованности - одним словом, они не китайцы. Как в кино по Булгакову: «Что вам угодно? – Странники мы. Собачку говоряшшую пришли посмотреть…» В глазах многих китайцев иностранцы и есть такие вот «говоряшшие собачки», и, главное дело, говорящие даже не по-китайски, а на своем, собачкином, языке.

Вопрос: как же тогда эти говорящие собачки смогли поработить великий императорский Китай и долгими десятилетиями держать его в таком состоянии (начиная с опиумных войн в XIX веке и фактически вплоть до образования КНР в 1949 году)? В качестве ответа на этот вопрос китайцы обычно кивают на свою разобщенность. Небезызвестный Бо Ян, автор книги «Этот отвратительный китаец», говорит: «Один японец подобен свинье, три японца подобны дракону. Один китаец подобен дракону, три китайца подобны банке с пауками». Три китайца – четыре мнения. Ситуация напоминает, конечно, еврейские анекдоты.

Китайцы. Фото © Dale

Сам Бо Ян, кстати, тоже сравнивает китайцев с евреями – и те, и другие, по его мнению, не могут прийти к общей позиции. Только Бо Ян считает, что организованность у евреев все-таки выше.

И действительно. Если несколько евреев заспорили, куда ехать – в Лос-Анджелес или Нью-Йорк, - и общим голосованием решили, что ехать надо в Нью-Йорк, то, скорее всего, все туда и поедут. Если три китайца спорят, куда ехать, в Пекин или Шанхай, и двое за Пекин, то оставшийся в меньшинстве не поедет в Пекин. В Шанхай, впрочем, он тоже не поедет. А поедет он в город Чжаоцин, потому что оттуда родом его бабушка по материнской линии. Но если все-таки проголосовали за милый его сердцу Шанхай, он, опять же, туда не поедет. А поедет он в город Тунли. Почему туда? Нравится.

Надо сказать, что это самое распространенное объяснение тех или иных китайских поступков. Когда мы с женой поехали в Китай в первый раз, мы взяли себе местного гида. Едем на машине, видим – китаец на велосипеде едет по левой стороне дороги поперек всего движения. Спрашиваем: «Почему он едет по встречной?» Ответ: «Нравится». Вопрос: «А почему не едет вместе со всеми?» Ответ: «Не любит».

И так все. Почему музей закрылся в четыре часа, когда должен закрыться только в пять? Не любит. Почему народ в городе Циндао на улицах воет в голос по-волчьи? Нравится. Почему таксист не повез нас, куда мы просили? Не любит. Кого не любит – нас, свою работу, или то место, куда надо ехать? Нет. Просто – не любит. А, может, просто нравится. И так, в принципе, можно отвечать на любой вопрос, даже метафизический. Почему день сменяет ночь? Нравится. Почему человек смертен? Не любит. И так далее…

Дихотомия «не любит – нравится» иногда заменяет современному китайцу положения конфуцианства, такие, как человеколюбие, соблюдение ритуала и три «сяо» (отношения между отцом и сыном, между правителем и подданным, между старшим и младшим). И это понятно. Не нужно долго доискиваться таинственных причин поведения того или иного человека. Почему так, а не этак? Не любит. Или – нравится. Тем более, когда речь идет о разговоре с иностранцем. Что можно объяснить человеку, который не может прочитать «Мама мыла раму» по-китайски?

Сложносочиненное отношение китайца к иностранцу («богатый варвар») часто ставит в двусмысленное положение самих китайцев. Среди китайцев очень немного людей, которые имеют хотя бы общее представление о своей древней культуре. Ничего уникального в этом нет. Сколько русских читали, ну, скажем, «Слово о погибели Русской земли»? Или переписку Курбского с Иваном Грозным? Да что там Грозный – Пушкина за пределами школьной программы не читали. Не любят, что ли? Во всяком случае, вряд ли нравится.

Та же примерно ситуация и с китайцами. Вот девушка-гид ведет нас по музею – бывшей летней резиденции китайских императоров Ихэюань. Мы показываем на стоящие на полках пухлые папки (местную библиотеку) - что это? Гид, конечно, не знает. Но - ни секунды замешательства.

- Это – подушки, - объявляет она с великолепной убежденностью.

Мы еле сдерживаем смех. Почему подушки лежат на книжных полках – таким вопросом, конечно, никто не задается.

Китайский гид и иностранные туристы. Фото © Carol

В другом месте, в городе Сиане, гидом у нас работает мужичок лет пятидесяти. С трудом выдавливает из себя по одному русскому слову в минуту, но уверяет, что самый лучший знаток русского языка здесь. Потом, решив, что этого недостаточно, говорит, что он вообще единственный человек в Сиане, который говорит на русском языке. И это при том, что в Сиане есть языковой институт, на котором целая кафедра русского языка. Но мы же дикари, что мы можем знать о Китае?

Кто нас не поймет, тот нас почувствует!

Заходим в буддийский храм. Видим изваяние Будды Амитабхи, у которого пальцы сложены в одну из самых распространенных мудр. Показываем на изваяние, спрашиваем у гида: что это? – имея в виду значение мудры.

- Это он считает, - говорит гид.

- Что считает?

- Деньги, - отвечает гид.

Тут мы уже не можем удержаться от здорового смеха. Гид смотрит на нас с подозрением: в самом деле, что еще может считать Будда, как не деньги?

О Китае среди некитаистов ходят чудовищные выдумки, совершенно убийственные враки. И распространяют их в первую очередь сами китайцы, которым стыдно признаться, что они чего-то не знают. Поэтому один китаец, не сходя с места, может придумать такое же количество мифов и легенд, которые весь его народ придумывал за пять тысячелетий.

Впрочем, если пытаться китайца поправить, он только отмахнется: мол, вы не понимаете. Это, кстати, тоже общее место в китайском сознании. Отдельно взятого китайца никто не понимает – ни родители, ни жена, ни тем более начальство. Он вечно одинок. Справедливости ради, он и сам не особенно стремится кого-то понять. На этот счет у китайца существует такая категория, как чувствование. С младых ногтей китайцы учатся улавливать настроение друг друга, чувствовать. И это связано не только с их природной психофизикой, но и с особенностями языка. Язык так сложен для понимания, что два человека из одного города могут между собой говорить, а подошедший третий не будет понимать, о чем они, пока не сориентируется в теме. До этого просто будет стоять и хлопать ушами, пытаясь почувствовать, уловить, о чем разговор.

Там, где мы говорим «я думаю», китаец говорит «я чувствую». А если вдруг китаец говорит: «я думаю», тут надо держать ухо востро. Выражение «я думаю» значит буквально следующее: «Не имею об этом предмете никакого представления, но надо же что-то ответить на вопрос, чтобы не осрамиться». Если человек не знает, когда жил Конфуций, он может вам ответить, что он жил и в прошлом веке и шестьдесят миллионов лет назад. И все ради того, чтобы не потерять лица.

У Китая в двадцатом веке была такая тяжелая и кровопролитная история, которую сложно сравнивать даже с историей России. Смута времен императрицы Цыси, оккупация Антантой, синьхайская революция, бесконечная гражданская война, оккупация Китая Японией, предательство последнего императора, культурная революция и хунвэйбины… В тяжелые времена в первую очередь страдают образованные слои и интеллигенция – «четвертый поганец», по меткому выражению Мао Цзэдуна. Этому самому «поганцу» недостает витальности, пронырливости, беспринципности. Поэтому даже тех, кто выжил, при культурной революции отправили в деревню – перевоспитываться. На их место пришла ухватистая деревенская публика и май-май-жэни (торговцы), знающие, как считать деньги, а все остальное считающие глупостью и ерундой. Единственное, что май-май-жэни взяли от образованных слоев – убеждение, что нет ничего лучше и древнее китайской культуры. На это наложилось привычное для Китая пренебрежение к чужому, связанное с пониманием своей страны как центра Вселенной. И получается странная ситуация – большинство китайцев культуры своей не знают, никакого отношения к ней не имеют, но гордятся ей в пику представителям остальных культур.

Китайцы. Фото © Wolfgang

Справедливости ради надо заметить, что нынешнее китайское правительство с таким подходом борется, по мере сил воспитывает народ, пытается вырастить новую национальную интеллигенцию. А широким народным массам, происходящим из деревни, старается внушить – и не без успеха – элементарные представления о цивилизованности.

Говорят, что Китай к 2020 году обгонит США и выйдет на первое место. Обгонит или нет – дело темное. Но в любом случае понятно, что без Китая современный мир (а, тем более, Россия) вряд ли проживет. Так что придется учиться понимать китайцев, или уж, как минимум, их чувствовать…

Алексей Винокуров (Москва), специально для ИА «Фергана.Ру».