В прошедшую пятницу в московском Центральном Доме художника на Крымском валу открылась персональная экспозиция художника из Узбекистана Вячеслава Усеинова. Мы воспользовались случаем, чтобы поговорить с художником всего лишь об одной его картине под названием «Тень несуществующего дома».

Фергана.ру: - Вячеслав, в текущей экспозиции представлено несколько работ. Но мои вопросы будут касаться картины, которую вы не выставляете. Именно ее, на наш взгляд, можно было бы сделать "эмблемой" вашего творчества. Расскажите, пожалуйста, об истории ее возникновения.

Вячеслав Усеинов: - Над картиной я работал одиннадцать лет. За это время она сменила десяток названий, а одно из первых было - «Дом Рената»...

Тень несуществующего дома. В.Усеинов. 2003. Холст, масло

Фергана.ру: - ... Вы имеете виду дом Рената Тазиева?..

Вячеслав Усеинов: - Да. Это наш ферганский друг, который сейчас живет в Канаде. Эскизом для картины послужил черно-белый фотоснимок, на котором запечатлен еще один наш друг - художник Алишер Хамидов. Кстати, фотография эта сделана Андреем Кисловым – прекрасным фотографом и в каком-то смысле легендарной фигурой Ферганы тех лет. Всех промежуточных названий этой картины перечислять не буду. Важнее сказать о том, что происходило на протяжении тех одиннадцати лет, в течение которых писалась эта картина. Это была лавина событий - и внешних, и внутренних, череда волнений, связанных с утратами и радостями.

Вячеслав Усеинов в интерьере выставки в ЦДХ, март 2006 г.

Вячеслав Усеинов: - На протяжении этого одиннадцатилетия я пытался сделать работу, которая концентрировала бы в себе энергетику переживаний всех этих лет. Я ставил такой эксперимент. И эта энергетика картины - что бы она не была схоластичной - нуждалась в каждодневном труде. Каждый день я добавлял к ней что-то новое. Этот труд не сводится к физическим действиям, совершаемым над картиной. В нем была значима духовная концентрация и медитация, которую, мне кажется, удалось передать в красках и формах.

«Тень несуществующего дома» – это ощущения многих и многих людей, которые оказались в подвешенном состоянии. Вообще Земля в каком-то смысле все больше походит на тень несуществующего дома людей. Такая «глобализация» значений выросла из мелочи: когда я начинал писать эту картину, как раз был снесен тот самый дом Рената. Именно тогда, когда я принялся писать тень от этого дома, самого дома уже не стало. Получилось, что Время само нарекло эту картину ее именем.

Фрагмент выставки в ЦДХ, март 2006 г.

Фергана.ру: - Вячеслав, а вам близко буддийское мироощущение?

Вячеслав Усеинов: - Для меня это очень расплывчатое определение. Если уж говорить о буддийском мироощущении, то это нужно делать со знанием дела. Я же всего лишь могу что-то предполагать. Что я точно могу утверждать, так это то, что мне близко творчество художников, которые повлияли на меня. Это, прежде всего, Лев Сергеевич Снегирев, который жил в Фергане. И это, безусловно, поэт и философ Шамшад Абдуллаев. И возможно именно благодаря ему появилась эта картина.

В ней есть внутреннее переживание и одновременно созерцание этого переживания. Не взирая на сиюминутность жизненных подвижек, суету, обыденность. Это попытка осмыслить умение дрейфовать в определенном направлении, при условии невозможности до конца понять куда дрейфуешь, и возможен ли дрейф вообще. Возможно, немного по-другому мысль эта выражена в одном именно буддийском афоризме: дальше всех идет тот, кто не знает куда идет.

Общий вид экспозиции работ В.Усеинова в ЦДХ, март 2006 г.

Фергана.ру: - Что означают те элементы, которые Вы привнесли в первичное фотоизображение? Вот эти лабиринты линий, пятна, узоры, которые одновременно напоминают и Ваши пэчворки с лоскутной орнаментикой, отсылающей к абровым узорам ханатласа, и текстуру плетения в гобелене с неровной прокраской нити?

Вячеслав Усеинов: - Я полагаю, что мы все вообще имеем дело с реальностью, которую до конца не понимаем. И поэтому вынуждены повторять, возможно, безуспешные попытки декодировать смысл этой реальности, постигая все лишь через большие промежутки времени, «снизавшего» и мир окружающий, и нас, им поглощенных. Можно писать картину один час, или один день, или один год. Но сконцентрировать в ней саму реальность оказывается возможным – я думаю и, надеюсь, что это у меня получилось - только благодаря этому "нанизыванию" каждодневной работы, понимания изменчивости и одновременно постоянства формы, света, цвета, понимания смысла этой конкретной сиюминутности.

Вот эти, казалось бы, простые крохотные кусочки, лоскутки, фрагменты обыденности и работы в ней в результате собрались в целое, которое начало проявлять совершенно иные свойства. Поэтому о «тени несуществующего дома» можно говорить и как о непонятной и поэтому потаенной боли людей из исчезнувшей страны, и как о тщетности сожалений об уже несуществующем, и как о наконец-то освобождающей ясности, что выше нас и дольше, чем время.